Последняя победа Мутушими

— Но я не могу нарушить своей клятвы, — в страшном волнении воскликнул Пиоку, — помни, мать моя, как ты сама учила меня, что преданность дому есть высшая обязанность.

— Выше ее стоит повиновение, коим ты обязан матери своей, — настойчиво произнесла Лакита, — а ты не повинуешься мне, негодный! Неужели я должна проклясть тебя? Не доводи меня до этого, Пиоку! Торопись! Развяжи их!

— Либо я исполню свой долг, либо я изберу единственный выход, который мне остается! — крикнул Пиоку.

— Делай что хочешь! Но сначала развяжи пленников!

— Это твое последнее слово?

— Повинуйся мне! Я не хочу больше тратить попусту слов! — строго произнесла Лакита, не обращая внимания на отчаяние своего сына.

— Выслушай меня, Пиоку! — вмешалась тут Талика, взглянув на сына Лакиты. — Помнишь, как ты просил моей руки?

— Да, это было тогда, когда я воображал невозможное, — мрачно ответил Пиоку, — но ты отвергла меня, а я, после долгой борьбы, наконец снова нашел успокоение.

— Выслушай меня! Я соглашаюсь стать твоей женой, Пиоку, если ты освободишь принца и его белокожего спутника и позаботишься, чтобы они в безопасности добрались до Токио.

Пиоку закрыл лицо руками и молчал.

Наконец он тряхнул головой и сказал:

— Если бы ты сказала мне это год назад, то осчастливила бы меня, Талика! Я был бы рабом твоим и с радостью пожертвовал бы для тебя жизнью! Теперь поздно! Страстная любовь моя к тебе угасла, и в душе моей остался лишь отблеск ее, не горящий уже, а только тлеющий. Но если бы даже любовь моя была еще жива, то ты и сама знаешь, что такой ценой я не мог бы принять твоего дара. Ты требуешь, чтобы я предал своего повелителя! Но если я это сделаю, то должен умереть! Бесчестным я жить не хочу и не могу!

Пиоку обратился снова к Лаките.

— Прежде чем произнести свой приговор, подумай, что ты хочешь сделать! Я родной сын твой, но ты никогда не любила меня материнской любовью! Ты любила не меня, а вот его, — продолжал он, указывая на Тен-Итси, — его ты вскормила и вспоила, ему ты расточала ласки и нежности, а я должен был стоять в стороне и томиться тоской по материнской любви! Теперь ты требуешь жизни моей! Ты знаешь, что я должен умереть, если нарушу клятву, данную моему повелителю Мутушими!

— Делай то, что приказывает тебе твоя мать, — произнесла Лакита, — ты знал, что этим предательством ты нанесешь мне ужасную рану! Зачем ты поспешил с исполнением данного тебе бароном приказа? Каким образом ты очутился здесь раньше беглецов, которые ведь шли ко мне прямым путем? Принц Тен-Итси явился ко мне, зная, что может верить моей преданности. Еще раз повторяю: делай то, что я тебе приказываю! Освободи принца и его друзей, служи им и оставайся верен до самой смерти!

— Ты произносишь мой смертный приговор, — простонал Пиоку.

— Нет, — вдруг воскликнул Ник Картер, — я не хочу спасения такой ценой! Пусть Пиоку исполнит свой долг согласно своей клятве. А мы уже должны будем сами о себе позаботиться.

— Не принуждай его, няня, — вмешался и Тен-Итси, — я не хочу, чтобы сын твой умер из-за меня!

— Тогда я сама наложу на себя руки! — крикнула Лакита. — Когда меня вызвали ко двору твоего державного отца, принц, твоя мать лежала на смертном одре и у изголовья ее одра стоял ангел смерти. Я видела его, мрачного посланника богов, но я видела также мольбу в глазах твоей матери. Умирая, она протянула мне руку и угасающим голосом умоляла меня заменить тебе родную мать. А я поклялась нашими предками, покоем душ моих родителей и собственным счастьем моим. То, в чем я поклялась твоей матери, что дало ей возможность умереть с улыбкой счастья и спокойствия на устах, то и составляет задачу всей моей жизни. Вели бичевать меня насмерть, вели растерзать меня раскаленными щипцами, но не уговаривай меня нарушать клятву, данную твоей матери.

Не дожидаясь ответа Тен-Итси, она обратилась к своему сыну:

— Пиоку, есть у человека двоякого рода обязанности: верность и повиновение! Когда то и другое приходит в столкновение, то ты должен склониться на сторону того, кто имеет больше прав на тебя. Я — мать твоя! Все свои обязательства ты можешь погасить, но матери ты никогда не сумеешь воздать всего того, что она сделала тебе. Вот почему ты должен повиноваться мне, сын мой! И ты повинуешься! Слышишь?

Пиоку тяжело вздохнул. Он медленно приблизился к ней, склонился на одно колено и коснулся губами краев ее одежды.

— Твой сын повинуется тебе, — глухо проговорил он, — прощай навсегда. В последний раз я вижу тебя. С восходом солнца меня в живых уже не будет. Уста мои не раскроются больше и не произнесут этого священного слова «мать»! Прощай! Твой сын повинуется тебе, и он сумеет уничтожить позор, которым он заклеймил свою честь! Прощай!

Старуха Лакита, как жрица, подняла обе руки и благословила своего сына.

Когда Пиоку встал, лицо его было безжизненно. Он как-то сразу осунулся.

Точно ходячий автомат, он подошел к пленникам и разрезал веревки. Затем он созвал свору собак и собрался уйти.