Последняя поэма

— Никто, кроме дальних созвездий,
Что ярче земных всех богатств,
Горят, без любви без молений,
Не видел, как шел он средь райских богатств.
Никто, кроме ока, что видит,
Весь космос, и прошлого миг,
Не знал, как Мелькор ненавидит,
Свой рок — как Звезды любит Лик.
Не ведал никто, кроме Девы,
Что тихо молилась в ночи,
Как страстно пылали напевы,
В его раскаленной груди.
Но вот уж пред ней он пылает,
Уж видит, что любит его;
И вот уж к груди прижимает,
И гром уж ревет высоко.
И весь Валинор всколыхнулся,
Тревогу забили вдали,
И голос богов тут взметнулся,
Мгновенья разлуки пришли.
Единый лишь раз ее обнял,
Один лишь раз к звездным устам,
Прильнул… и творение понял,
Дорогу нашел всем мечтам.
Но то против рока, то страшно —
То грех — наказание ждет,
И шепчет Звезда: "Ах, напрасно,
Твой пламень во тьме пропадет!
Ведь ты не смирил своей страсти,
А я — не смогла обмануть;
И в мир этот только напасти
Смогли мы с собою вдохнуть.
Ты с гневом своим не смиренным,
Лишь молнии будешь метать —
Не стать вновь тебе вдохновенным,
Ты жаждешь весь мир воспылать!
Прости, не смогла я сдержаться —
Прости, не смогла не любить!
Прости — суждено расставаться,
И вечность в разлуке нам жить!..
И я лишь молю, чтобы в новый
Ты яростный бой не вступал,
Ты знаешь, что будешь плененный,
Как много б красот не сжигал!
Помилуй ты дивный рощи,
Ведь в них — из лазури стихи,
Помилуй священные ночи,
Которые снами тихи…"
Уж близко сверкают зарницы,
И в небе горами идут,
Валары в сеянье Денницы,
Цепь вечного плена несут.
"Помиловать!!!? Вновь подчиниться!!!?
Ну нет — я разрушу сей мир,
Над бездной я буду носится!
Претит голос сладких мне лир!
И кто они, право, что смеют,
Меня и тебя разлучать!
И скоро о том пожалеют!
Я буду как Солнце пылать!!!"
Но нет — не сияющим Солнцем,
Что в час вечно юной весны,
Капелью стучит за оконцем,
И блещет средь гласов детворы.
О нет — он не Солнцем тем милым,
Но черною тучей восстал,
Не лебедем он сизокрылым,
Но кровью своею пылал…

Так было и на самом деле: сначала все эти тучи рассеялись на многие-многие сотни метров ввысь, и, казалось, что вот сейчас уже прорвутся, брызнут из них обильные лучи солнца или звезд. Уже, казалось, просвечивалось это блаженное сияние, но в последние мгновение, тот неминуемый рок, который прозвучал в строках Последней Поэмы, отразился и в том, что происходило на самом деле. Ведь за мгновенье до этого, ворон обратился в сизокрылого, стройного лебедя — огромного, прекрасного лебедя, который расправил свои крылья над всей этой истерзанной землей. Только мгновенье и продолжалось это чудо! Внутри лебедя все равно был ад — и лебедь потемнел, и разорвался обильными кровавыми потоками, которые, клубясь, стремительно стали разлетаться во все стороны. И вновь все заполонила исполинская кровяная, брызжущая молниями туча. В глубинах этой тучи были Дитье, Дьем и Даэн. Пламень обвивал их, отчаянье сжимало — и голос колдовской, голос наполненный вековым отчаяньем хрипел, что никакого света нет… нет и любви — все обман, есть только боль… а еще сила — они должны подчинится, они должны исполнить его волю.

* * *