Последняя поэма

— Не знал никаких сожалений,
Мелькор в бой последний влетал;
И в вихрях огнистых волнений,
Он войско Валаров сжигал.
Не помнил уж слов своих нежных,
Забыл самый сладостный миг;
Не слышал речей он прилежных,
Ужасен Мелькора был лик!
И даже в далеких равнинах,
За кольцами радужных гор,
Горел словно осень в рябинах,
На небе из вспышек узор.
Забыл обо всем в своей злобе,
Взметался слепящей волной,
И тучей гремел в небосклоне,
Орал: "Все ж я буду с тобой!"
И молнии в землю впивались,
Сжигали там парки, сады;
И ветры вокруг разрастались,
И рушили святы дворцы.
Казалось, ничто перед мощью,
Не может его устоять,
Казалось, ужасной той ночью,
Уж должен тот край погибать.
И в небе пред ним мала птаха,
Ее не заметил, изжег —
И тут, как пред смертью, пред плахой,
Пред ним плач девичий вдруг лег.
"Почто, ах почто эта мука!
Она мне была как сестра!
Тебе же она словно муха —
Что право — пусть там — умерла!
Ослепший ты, жалкий, могучий,
Зачем, ах зачем эта кровь?!
Зачем разрастаешься тучей,
Зачем шепчешь слово: "Любовь"..
Зачем — мое сердце разрушил…
Да что там! Поймешь ли меня?!
Ты только огромное слушал,
Ты весь в блеске злого огня!
Тебе уж смешны эти слезы,
Какая-то птаха, и что ж?!
Метаешь ты молнии, грозы —
Но счастья уже не найдешь!
Тебе ли понять святу радость,
Когда она, чудо-чудес,
Поет свою звонкую шалость,
И вторит весенний ей лес!
И ты ли поймешь как летали,
Навстречу столь милой заре,
И ты ли поймешь как мечтали,
Увидев закат в янтаре.
И ты ли с великою страстью,
Ослепший в боренье своем,
Поймешь, что свершилось несчастье,
Что мы с ней не будем вдвоем!
Но нет — ты все двигаешь тучи,
Ты рушишь святые хребты,
Дробишь с воплем яростным кручи —
Теряешь остатки мечты…

И по мере того, как выговаривал эти строки, успокаивался Альфонсо — почувствовал себя сначала пристыженным, а затем и горькое раскаянье испытал — потом нестерпимо одиноко ему стало — он жаждал света, он жаждал любви. Вот промелькнуло некое светлое воспоминанье, и он уцепился за него. Какое же хрупкое оно, как быстро разлетается в этом кровавом, воющем воздухе — словно сон прекрасный — не вспомнишь его сразу — потом уже никогда эту красоты не вспомнишь. Но надо бороться — как же тяжела эта борьба! Для него изожженного пламенем, с черным кольцом на пальце, подобное воспоминание могло оказаться невозможным — но он все-таки оставался титаном, и в этой титанической борьбе все-таки одержал победу, и вспомнил — он восходил на вершину Менельтармы. Он юноша, на душе которого еще нет крови убиенных, у которого вся жизнь впереди. Как же бесконечно давно это было! Как же жаждалось вернуть те времена! Он готов был на все, но только бы вернуться — только бы увидеть вновь Менельтарму! В душе его очередным огненных вихрем взвилось моление: "О, Иллуватор, ведь ты, Единый, все видишь, все понимаешь — почему же ты не хочешь помочь мне?! Да — много на мне мрака, но ведь ты создаешь звезды — в твоей власти вновь сделать меня свободным! Ну, что же ты — что же ты всегда молчишь, все наблюдаешь — что же ты такой безразличный, холодный!.. Проклинаю тебя! НЕНАВИЖУ!!!"