Слова Саурона подействовали, и король сделал так, как он велел. Волк- оборотень пугал его еще больше, чем призрак. Он чувствовал себя уверенно на войне, с немудреными противниками из плоти и крови, как он сам. Колдуны и ведьмы, духи и оборотни — все это ему было непонятно. И если эта напасть обратилась против него и его государства… без Саурона ему не обойтись.
— Мирэ! Мирэ! — донеслось до сознания принцессы. Кто-то тряс её за плечо. Она очнулась и улыбнулась Лоту. Эта тяжёлая ночь так истощила её, что, завершив заклинания, она уснула тут же на месте, сидя на коленях. Тяжёлые веки сомкнулись сами собой, и она впала в забытье. Лот разбудил её.
— Слава Валарам! Я так испугался, ты почти не дышала.
Мириэль потянулась и скривилась от боли.
Лот подхватил ее легкое тело и бережно прижал к себе. Его руки возвращали её к жизни, разносили тепло по мышцам.
— Ты гениальна! — говорил он при этом. — Ты самая лучшая волшебница во всем мире! Если бы ты сама была там и могла видеть чудо, которое сотворила! Мирэ! Ты просто клад! И ты спасла меня от смерти! — он обнимал её восторженно и нежно, и слёзы текли по его лицу. Они живы, они в порядке, они пережили эту страшную ночь и сделали всё, как надо! Как он был благодарен ей за всё.
Под потоком его любви и ласки принцесса наконец-то расслабилась. Всю ночь она была предельно сосредоточена, и тело, и мозг представляли собой плотный сгусток воли, к тому же она почти окоченела в холодном склепе. Но в объятиях Лота тело таяло и теплело, чувство покоя и защищенности возвращалось к ней. Какое счастье, что Лот оказался в Нуменоре. Она теперь не одна.
— Мы отдохнём здесь немного, да? Прежде чем поедем в Роменну? — предложил он.
— Обязательно отдохнём, — согласилась она, встречая его губы и любя их всей душой.
Тень возникла на пороге у входа в гробницу. Им помешали. Оглянувшись, Мириэль увидела взъерошенного Олвика.
— Ох, я совсем забыл про него! — улыбнулся Лот. — Ты тоже празднуешь нашу победу, белый брат?
Олвик подбежал к ним, но Мириэль недовольно нахмурилась.
— Он вел себя недостойно сегодня! Я не знаю, что с ним случилось! Сначала он рычал на меня, потом и вовсе исчез! Что глядишь? Знаешь, что виноват?
Грустно посмотрел на неё белый волк.
— Иди, гуляй дальше. — Мириэль решила быть строгой. — И не возвращайся, пока я не позову.
Олвик резко отвернулся и убежал. В темноте она не заметила, что он ранен. Только подумала обиженно, что если бы он не бросил её ночью, она бы не замёрзла так сильно. Лот снова поцеловал её, и она забыла об обиде.
Он не помнил про раны, пока бежал, что есть мочи, прочь от Гробниц. Его внутренняя боль жгла куда сильнее, а сердце колотилось так, будто хотело вырваться и бежать ещё быстрее хозяина. Только достигнув Серебряной Струи, он упал в изнеможении, уронив пылающую голову на лапы. А потом, не в силах сдерживаться, завыл, и только луна сочувствовала ему своим скорбным ликом.
В Средиземье, Юниэру удалось вытащить Олвика из-под обвала, но излечить его было, к сожалению, невозможно. В ту ночь Олвик умер у него на руках. В Стране Вечных Льдов люди-птицы и снежные волки — верные друзья. Горько было Юниэру провожать в последний путь могучего зверя. Встреча с ним резко изменила судьбу Юниэра. В Ориене сочли, что ему лучше забыть прошлое. Его память была затуманена, и он считал, что всегда принадлежал к избранному народу и никогда не покидал холодной родины, недоступной для других людей. Но взгляд умирающего Олвика пронзил его до самых глубин, и он обрел свое утраченное прошлое, он вспомнил о том, как нашел маленького снежного волка в лесу и подарил его своей возлюбленной. Юниэр испытал глубокое потрясение и обиду на сородичей. Он чувствовал, что его обманули, обошлись с ним, как с несмышленым ребенком, сделали столь важный выбор за него. Жизнь разделилась на два мира. До сих пор он считал себя человеком-птицей и верил тем добрым идеалам и справедливым законам, по которым они жили. Когда он сравнивал Средиземье с Ориеной, то гордился своей принадлежностью к благородному роду духовно одаренных людей-птиц. Теперь же вся прежняя жизнь предстала перед ним с неумолимой ясностью. Он вспомнил все: бесшабашную, пылкую юность, друзей и ту единственную на свете женщину, предназначенную ему судьбой, которая любила его. А он исчез бесследно, словно выпал из этого мира. Получилось так, что он предал всех, кого любил и считал друзьями, всех, кто доверял ему. Прежде всего — Мирэ. Он почувствовал себя раздавленным, совсем как Олвик под обвалом. Все это случилось не по его воле, но он не искал себе оправдания и молча страдал. Доверие его к людям-птицам пошатнулось. До встречи с Олвиком Юниэр часто общался мысленно с Дилидин и матерью, теперь же он никогда не звал их, а на призывы откликался скупо:
— Я занят, нет настроения, все в порядке….
Трудно было простить тех, кто заставил его забыть часть жизни, любовь и даже имя.