Последняя принцесса

Даже после семнадцати дней разрушений люди не утратили надежду. Запасные генераторы все еще давали электричество, которым отец распорядился снабжать больницы, пожарные станции и полицейские участки. Гул механизмов странным образом успокаивал — это был звук возрождения. Водные коммуникации уничтожены, солнце скрылось за пепельной завесой, но, пока работали генераторы, я надеялась на лучшее.

Только вот Англия оказалась изолирована от мира.

Отец послал «Королеву Марию», стальной корабль весом восемь тысяч тонн, чтобы узнать, что происходит в остальном мире. Земля замерла, словно измученный истерическим припадком ребенок, но океаны все еще бушевали. Судно отошло от берега всего на несколько миль — и океан поглотил его. Чтобы снарядить другой корабль, не хватало горючего, да и на радиосигналы никто не отвечал. Возможно, уцелели только мы…

Я прижала ладонь к стеклу, все еще теплому после вспышки. В вагоне вдруг стало невыносимо холодно. Закутавшись в пальто и сунув руки в карманы, я нащупала острый угол конверта. Забытое письмо Полли! Улыбаясь, я развернула его и начала читать.

Дорогая Элиза!

Мне так жаль, что приходится сообщать тебе это! Ты моя лучшая подруга, и, если с тобой что-то случится, я этого не переживу.

Помнишь моего дядю, который работал на металлическом заводе, пока еще было электричество? Вчера ночью он с женой и ребенком постучал к нам в дверь. Они сказали, что чудом спаслись во время рейда в округе ЛС12 в Манчестере. Его организовала группировка под названием «Новая стража». У нее есть оружие и боеприпасы, и эти люди стреляли во всех, кто оказывал сопротивление. Нашей родне удалось бежать по тоннелям метро в другой район. Им повезло.

Дядя сказал, что Новая стража уже захватила многие районы Лондона. Главный у них Корнелиус Холлистер. Он хочет уничтожить вашу семью и стать королем.

Пожалуйста, будь осторожна, Элиза. Твоя жизнь в опасности.

Полли

Письмо задрожало у меня в руках, когда я посмотрела на крепко спящих в тусклом свете угольной лампы брата и сестру.

И вдруг меня осенило: за все лето — никаких известий о внешнем мире. Обычно курьеры приносили нам новости из Лондона, когда доставляли письма от отца, но в этом году почту получала Клара. Я вспомнила, как зашла на кухню и увидела, что она прижимает ухо к радиоприемнику. Заметив меня, она сразу отключила его и сказала, что слышала только помехи.

Я снова легла, вглядываясь в ночь. Знал ли отец о плане Холлистера? Что он хотел скрыть от нас? Может быть, именно поэтому он остался в столице на все лето?

Сквозь туман забрезжил свет, и показался Лондон: изящные шпили Вестминстерского аббатства, поблескивающий клинок Стальной башни; сверхнадежная тюрьма возвышалась над всеми строениями; Око Лондона, колесо обозрения, застыло неподвижно, как и стрелки Биг-Бена. Когда семь лет назад на Лондон обрушились несчастья Семнадцати дней, часы остановились на четверти двенадцатого. С тех пор механизм не чинили. Мне это не казалось чем-то ненормальным, словно часы всегда были такими. Но как только поезд пересек черту города, я начала догадываться, что многого еще просто не понимаю.

5

Мы шли за гвардейцами по вокзалу Паддингтон в предрассветную темноту, отворачиваясь от дождевых струй, пробивавшихся сквозь трещины в потолке. Мимо заколоченных фанерой окошек кассы, мимо рабочих, разгружающих вагоны с углем и древесиной, мимо седой женщины в опустевшем дворике ресторана, которая продавала чай из алюминиевого котелка. Пыль осыпалась с потолка и, словно снег, оседала на наших головах.

Мы вышли наружу. Утренний воздух уже был вязким от серого пепла. Улицы казались странно опустевшими. Без искусственного освещения любую работу начинали, только когда полностью рассветало. Наш черный «Астон Мартин» был единственной машиной на улице, а вот лошадей хватало, и почти все тащили фургоны и грубо сколоченные телеги. Те немногие лондонцы, которые могли позволить себе купить пару лошадей, с помощью цепей впрягали их в ветхие кузова грузовиков. Животные выглядели ужасно: худые, с огромными грустными глазами. Я подумала о Джаспере — сытый, он скакал на воле по полям Шотландии — и почувствовала укол совести.

— Канализация разливается, — пожаловалась Мэри, садясь в машину.

Я смогла только кивнуть.