Последняя река

Мы причалили и услышали грустную историю. Томми на несколько дней отправился в Вильявиченсио и Боготу, очевидно, чтобы организовать очередную охотничью экспедицию. Без него прибыл на алюминиевой лодке с подвесным мотором священник вместе со своим служкой и мотористом. Они пристали к берегу в Кемп-Томпсоне и потребовали дать им горючего, а платить отказались. Потом пошли дальше вверх по реке, но один из них зловеще посулил, что они еще вернутся.

Элисео не мог дать им отпор и, как только чужаки убрались восвояси, поспешил спрятать в лесу ружья своего хозяина и прочее ценное имущество. Тщательно прикрыл ветвями бензиновые бочки около посадочной площадки. Нагрузил лодку провиантом и другими вещами и отогнал ее в заросли в двух-трех километрах от лагеря.

Меры предосторожности оправдались. Возвращаясь вечером в поселок пешком, Элисео почувствовал запах дыма. Постройки горели ярким пламенем. Спасать их было поздно, и он предпочел отсидеться до утра в лесу. Скорее всего, поселок подожгли колонисты. У них были веские причины недолюбливать охотников, которые почем зря били тапиров, оставляя местных жителей без мяса. Но конечно, без поддержки тех, в ком они видели представителей власти, колонисты не решились бы на такое.

А что же с лодкой священника, почему он требовал, чтобы мы его подвезли? Элисео объяснил, что испанец напоролся на топляк и его алюминиевая лодка пошла ко дну в пяти километрах выше Кемп-Томпсона. Святой отец отправил своих спутников вниз за другой лодкой, а сам решил погостить у колонистов. Попросив нас сообщить о случившемся Томми, Элисео снова ушел в лес. Мы продолжили наше плавание; лишь теперь Матеито наконец отважился сесть.

Вечером, одолев по пути два-три сложных порога, мы разбили лагерь в нескольких десятках километрах ниже Кемп-Томпсона. Только сошли на берег, как явился обед в лице стаи больших черных мускусных уток. Они вели себя так, будто никогда не видели людей. Селезень этого вида весит до трех с половиной килограммов; два селезня да горсть фариньи — вот и плотная трапеза на всех пятерых. Еще осталось немного на завтрак.

На следующее утро мы видели на берегах и тапиров, и капп-бар. Один тапир вздумал пересечь реку, и мы едва не нагнали его на лодке. Выйдя на берег, он остановился, повернул голову, поглядел на нас как бы с упреком, потом затрусил в чащу.

На гравийных пляжах можно было увидеть парочки оринокских гусей. Жители льяносов обычно называют их «пато карретеро», то есть «шоссейными утками», потому что эти птицы любят открытые места. На самом деле это не утки, а именно гуси — Neochen jubatus. Они совсем не пугливы, но там, где люди начинают преследовать желанную дичь, быстро прпвыкают остерегаться человека и становятся такими же сторожкими, как и другие дикие гуси.

Под вечер мы облюбовали себе песчаный пляж для стоянки. Карлос Альберто развел костер и принялся варить гусей, Луис занялся рыбной ловлей, а мы с Фредом чистили оружие, подвешивали гамаки и писали в своих дневниках. Матеито взял ружьишко и отправился в лес. Обед еще не был готов, когда он вернулся, шагая чуть быстрее обычного, и остановился перед Фредом. Наконец тот поднял на него взгляд, тогда индеец указал рукой вниз по реке.

— Следы, — тихо произнес он. — Следы супаи. Большой доктор видел следы?

Мы живо встали и пошли за ним в нижний конец пляжа. Здесь побывали капибары, пака оставил на мелком сухом песке отпечатки своих ног, похожие на след барсука. Вдоль опушки леса несколько дней назад прошел ягуар. У самой воды прогулялись черепахи терекай. Мы увидели также следы ящериц, лесных крыс, крабов. И поверх всего тянулся странный отпечаток, словно здесь проехал небольшой грузовик, но с одним только широким колесом. Извилистый след привел нас к опушке леса, здесь он пропал на более твердой почве между кустов и бурелома.

— Супаи, — прошептал Матеито.

Да, никакого сомнения. Только анаконда может оставить такой отпечаток. Мы с Фредом хорошо его знали. Герпетолог присел на корточках, чтобы измерить ширину следа пядью. Его пядь оказалась мала.

— Ничего выдающегося, — сказал он. — Бывают и покрупнее. Метров шесть-семь будет. А вообще-то пригодилась бы для сравнения, если нам еще попадется действительно большая анаконда.

— По Дитмарсу, они больше этого не бывают, — заметил я. — Помнится мне, он обещал тысячу долларов за десятиметровую кожу. Но никто так и не пришел к нему за наградой. И он решительно утверждал, что семь метров — потолок.

— Из того, чего Дитмарс не знает об анакондах, можно составить пухлый том, — сухо отметил Фред. — Думается мне, самых больших анаконд не так-то просто обнаружить. А найдешь, так еще попробуй поймать.

Возразить было нечего. Мы вернулись в лагерь, наспех перекусили, потом Фред отправился вместе с Карлосом Альберто и Матеито на рекогносцировку, а я укрылся под пологом от полчищ голодных комаров и песчаных мух.

Разведчики вернулись чуть не в полночь, их поиски ничего не дали.