– Потому что… Потому что мой настоящий бизнес… именно здесь. «Донжон» – это только прикрытие, способ поймать клиента, а ты как думала? Выйдя из заключения, Джордано пришел ко мне. Тюрьма его не усмирила, даже наоборот. Он только еще больше изголодался, стал еще опаснее. Он… Он хватал меня за горло и все сильнее сжимал пальцы. Он кромсал мое тело своим меченосцем, а уже в следующее мгновение прижимал к себе и плакал, как дитя. В тюрьме он совсем слетел с катушек. Думаю, в конце концов он бы просто убил меня, если бы я не сопротивлялась…
Лин упрекала себя за то, что дала слабину перед этим зверем, сидящим на цепи в форте. Теперь она понимала, что он просто издевается над ней.
– …Я познакомилась с Мориарти, когда Джордано был в тюрьме. И вот рассказала Джордано про даркнет и дала ему адрес. Ему по наследству досталось много денег, и он по всему соответствовал человеку, которого искал Мориарти. И больше я его не видела. Этот имейл… Он как дверь в другой мир, понимаешь? Те, кто открывал ее, исчезали из моей жизни, переходили в другое измерение. Ты только что объяснила мне в какое…
Каждое ее слово, каждый образ глубоко ранили Лин. Вероятно, Сара, как и другие несчастные жертвы, была игровым полем для этих сбрендивших самцов. Просто поверхностью из плоти и крови, у которой не существовало границ. Лин хотелось опуститься на пол, прилечь в уголке и умереть. Но гнев заставлял ее жить.
– Эти мужчины… Я хочу знать, кто они. Назови мне имена этих уродов.
Mistik сплюнула.
– Ты что, думаешь, они оставляют мне свои визитные карточки? Это же только маски, лица и тела. И руки, которые пытают. Ты что, не въезжаешь? Они дорого платят за мое молчание. Они проникли глубоко в меня, но я не знаю никого из них. Все это происходило года три-четыре назад, все покрыто мраком… И если даже ты найдешь кого-нибудь из них, на что ты рассчитываешь? Что он заговорит? Спустя годы? Никто и рта не раскроет. В этой среде главный закон – молчание. Они работают в судах, посещают элитные клубы. Они могут купить все, даже нашу боль. Это потребители. И потребляют они – нас. Тебя и меня – мы всего лишь вещи…
Лин чувствовала, что у нее кончаются силы и терпение. Хорошо бы подключить к делу полицейских, чтобы они нашли клиентов Mistik, занялись «Донжоном». Но она связана по рукам и ногам. Неужели оставить все как есть? Неужели она так и уйдет, не получив ответов? Достигла ли она предела своих поисков, своих возможностей, своих сил?
Лин стиснула зубы и покрепче ухватилась за рычаг.
– Все эти девушки умерли, потому что именно ты привела их к смерти, и ты это знала. Именно из-за тебя…
Лин замолчала и прикрыла глаза. Mistik не жертва: она составляла часть той смертоносной цепи, она совершенно сознательно скрывала правду и в глубине души все понимала. Чтобы придать себе мужества, Лин подумала о Саре, вспомнила улыбку своей радующейся жизни дочери на той последней фотографии.
Mistik не должна больше жить.
Лин положила вторую руку на рычаг, набрала в грудь воздуха. Ее пленница орала изо всех сил. Лин повернула рукоятку и отпустила цепь. Mistik рухнула на пол прямо возле цилиндра. Лин дотащила ее до клетки, заперла там, а ключ от замка бросила в воду.
– Для тебя было бы лучше, чтобы со мной ничего не случилось.
Она повернулась, готовая уйти, но застыла, бросив взгляд на компьютер.
На экране появилась новая строка.
6:31:52 Мориарти > встрч послезавтра, в 22. Этрета. Полая Игла[18]
.64
Черные сосны уходили в бескрайнюю даль – настоящая армия теней: молчаливая, грозная, прочно стоящая на снегу, на этой серой бездушной корке, убивающей всякую жизнь, движение, надежду. Ни зверя, ни прошелестевшего листка, только снежные глыбы, иногда срывающиеся с надломившихся под их тяжестью ветвей. И тогда лес принимается монотонно стонать, словно рука голема пытает его, скручивая стволы.
Вик, задыхаясь, бежал между деревьями с открытым на GPS смартфоном в руке. Его трехдневную щетину украшали прозрачные кристаллы льда. Снег оседал на него, валил с ног – снегоступов у него не было, впрочем, как и у его коллег. Далеко впереди открывался вид на черный, зубастый, словно челюсть, занавес – величественную горную цепь Бельдон. За Виком с трудом поспевали Вадим Мандзато, два санитара и врач «скорой помощи» с тяжелой медицинской сумкой. Холод проникал в горло, замораживал кислород, обжигал легкие. Опережая их беспокойные взгляды, фонари вгрызались во тьму, выхватывая из нее то мрачные норы, то опасный уступ, то твердые, как деревяшка, сугробы. Стоял трескучий мороз.
Мандзато прервал молчание:
– Сколько еще?
– Примерно… метров пятьсот.