Последняя рукопись

– Это фоторобот, составленный по описанию родителей, когда парень дал деру. Картинка никуда не годится, согласен, но лучшей у нас нет.

Вик внимательно вгляделся в лицо, полученное из выбранных в базе данных носа, лба, губ. Черты были грубые, глаза чересчур далеко расставлены, миндалевидный рот. Единственный достоверный факт: Люк Тома был брюнет с карими глазами. Тогда, во всяком случае.

– Командир группы Симон Сорель на самом деле никогда не прекращал поисков. Сам знаешь, незакрытое дело, которое преследует тебя всю жизнь. Когда он еще служил, то как минимум раз в год перетряхивал все учреждения Франции, чтобы отыскать след мальчишки. Безуспешно. В две тысячи втором, спустя четырнадцать лет после исчезновения парня, он снова вернулся к Мари-Поль Тома с группой экспертов, уволок из дома его одежку и потребовал в лаборатории изрезать ее на куски, чтобы обнаружить ДНК. Это стоило бешеных денег, но они нашли биологические следы.

Вик отложил фоторобот.

– То есть ты хочешь сказать, что мы располагаем образцом ДНК Мориарти?

– Ага, он уже давно болтается во FNAEG. Безрезультатно.

Вывод напрашивался сам: выходит, Люк Тома, числящийся пропавшим, никогда не имел проблем с правосудием. С самого дня побега он жил подпольной жизнью.

– Вот и все, что у нас есть. Я переговорил по телефону с Сорелем, он дошел до того, что решил, будто парнишка умер. Когда я сообщил ему, что мы преследуем предполагаемого Люка Тома, бедняга совершенно растерялся.

– Еще бы, я думаю.

– Оставляю документы вам. У меня есть копия.

Дюпюи кивнул им и вышел. Вик вернулся на свое место и принялся рассуждать вслух:

– Восемьдесят восьмой год… Представь: ты сбегаешь из Рош-Нуар с желанием, чтобы тебя не нашли. Ты не оставил после себя ни одной своей фотографии. У тебя есть мешочек со шмотками и наверняка немного еды. Что ты делаешь в первую очередь?

Вадим поднялся, подошел к окну и прислонился к радиатору, заложив руки за спину.

– Если я не хочу, чтобы меня поймали, то впрыгиваю в первый попавшийся автобус или поезд и уезжаю как можно дальше от своего региона. В восемьдесят восьмом не было всех этих камер видеонаблюдения, интернета, мобильников. Если я растворюсь в толпе большого города в сотнях километров отсюда, нет никакого шанса, что меня найдут, тем более без фотки.

– А потом? Как ты будешь выживать?

Вадим пожал плечами.

– Ты не выживешь. В большом городе, да еще в чужом, четырнадцати-пятнадцатилетний мальчишка непременно в конце концов попадет в полицию, больницу или к социальным службам. Если бы он в каком-нибудь учреждении сообщил свое настоящее имя, группа Сореля нашла бы его.

– А как ты поступаешь, чтобы не называть своего настоящего имени?

– Лично я прикидываюсь немым, травмированным. Который ничего не понимает. Как без документов можно узнать, кто я на самом деле, если я не говорю?

Вик убежденно кивнул.

– …Или как будто я ничего не помню… Я, например, изображаю, будто потерял память. Парнишка делает вид, что не знает ни кто он, ни откуда взялся. Ты просто на все вопросы, которые тебе задают, отвечаешь «не помню»…

– Вроде Жюлиана Моргана.

– Что-то типа того, да. В таком случае очень вероятно, что через какое-то время судья по делам несовершеннолетних даст тебе новое имя. Новые документы, новое гражданское состояние, новую дату рождения. Тебя поместят в приемную семью, где ты будешь расти, как будто это твои настоящие родители, где ты выстроишь себе личность, которая уничтожит ту, что еще присутствует в твоей памяти. Именно так Люк Тома сфабриковал себе новую жизнь и совершенно пропал с экранов радаров.

Вик отбросил ручку, которую нервно грыз.

– Странная история. Вроде Мориарти где-то рядом, но каждый раз, когда нам кажется, что мы вот-вот схватим его, он ускользает из рук. Мы точно знаем, кто он, нам известен его возраст, место, где он вырос, мы располагаем даже его генетическим кодом, но у него нет ни лица, ни личности.

Он взглянул на часы, подхватил куртку и попрощался с напарником. Вадим удивился:

– Уже?

– Что бы ты ни думал, у меня тоже есть своя жизнь…

Спустя полчаса он входил в больничную палату Аполлины в сопровождении медсестры, которая осторожно прикрыла за ними дверь. Девушка, со всех сторон подключенная к аппаратам и капельницам, спала. Запястья перетягивали свежие бинты. На стуле сгорбился ее отец. Он молча встал.

Вик протянул ему руку:

– Мсье Рина… Я один из тех полицейских, которые обнаружили вашу дочь. Как она?

Отец не пожал протянутую ему руку.

– Как она?! Два месяца… Два месяца она находилась взаперти с психом, который отрезал ей руки, и вы спрашиваете, как она?

Его лицо приобрело злое выражение.

– Знаете что? Вчера я позвонил вашим коллегам в комиссариат Аннеси. Тип, который ведет это дело… представьте, он оказался в отпуске. В отпуске, вы понимаете? – Он не отводил остановившегося взгляда от кровати. – Она была в плену у худшего из психопатов, а вы в это время продолжали смеяться, развлекаться, ходить в кино. Я догадываюсь, что все это совершенно не мешало вам жить, и не упрекаю вас лично.

– Послушайте, я…