Последняя рукопись

Лин поджала губы и молчала. Как тут не вспомнить о Джордано и не подумать о том, что они всего лишь получили отсрочку и пребывают в ожидании неизбежного? Рано или поздно им придется освободить своего узника, чтобы в один прекрасный день восстановить справедливость, и тут-то их как раз возьмут под стражу.

Если только он невиновен, если он не причинил зла Саре.

У Лин зазвонил телефон и прервал рассуждения Жюлиана. С ней хотел связаться Даниэль Эврар, ее контакт в судебной полиции Лилля. Она сомневалась, стоит ли отвечать на звонок, но это было важно. Лин сделала мужу знак:

– Мой издатель…

Уединившись в глубине кухни, она ответила:

– Да, Даниэль.

– Я нашел твоего Натана Мирора, вот передо мной его дело. Хотя, по правде сказать, это не тема для обсуждения по телефону. Нам бы надо поговорить тет-а-тет и…

Лин издали следила за Жюлианом. Он просматривал содержимое книжных шкафов, перебирал предметы, стоявшие на стеллажах и столиках, порой обращая потухший взгляд куда-то за окно, словно пытаясь вспомнить. Она прошептала:

– Пожалуйста, поподробней. Мне сейчас не очень просто приехать в Лилль. Уже поздно, и мой муж только что вернулся из больницы…

– Вообще-то, разговор не телефонный, ну да ладно… Дело было в девяносто первом году…

Лин подтянула к себе стул и присела. В душе постепенно росла тревога.

– Натан Мирор, девятнадцатилетний безработный из Кале. В феврале девяносто первого года его посадили за изнасилование и спустя неделю обнаружили в камере повесившимся на простыне. Он покончил с собой.

– Ты… посадили за изнасилование, ты говоришь?

– Да, за изнасилование Барбары Вюйар, в то время ей было шестнадцать, как и тебе, судя по документам… Вы дружили.

Лин словно угодили в грудь футбольным мячом – от такого удара обычно перехватывает дыхание и человек валится на землю. Барбара была ее лучшей подругой в коллеже, а потом в начале первого курса лицея. Их постоянно видели вместе, пока подружка не переехала, – впрочем, теперь Лин была не способна вспомнить, куда именно.

– …Это случилось в феврале, во время карнавала Дюнкерка. В тот день, посвященный группе из Мало, вы, пять девочек, пошли в кафе, и там Барбара познакомилась с Мирором. Праздничная атмосфера, алкоголь, толпа… Трех подружек вы потеряли из виду, хотя договорились держаться вместе. Компания раскололась, ты осталась вдвоем с Барбарой. Весельчак Натан Мирор прилип к вам на всю ночь. Он предлагает проводить вас домой по пляжу, через дюны. Он ждет, когда вы останетесь одни, и становится чересчур смелым с твоей подругой. Она сопротивляется, ты пытаешься вмешаться, и тогда он достает нож… Он запрещает тебе пошевельнуться, крикнуть, требует, чтобы ты села на песок. И все это время насилует Барбару у тебя на глазах. У меня есть фотографии… на них видно, в каком состоянии была твоя подруга. Я избавлю тебя от подробностей. Спустя несколько дней полиция задержала его.

Лин на своем стуле свернулась клубком, словно загнанный зверь. Она ничего не помнила. Ни крика, ни образа.

– Я… Я не помню. Это… Нет, это невозможно.

– Прости, что напоминаю тебе об этом, Лин. Но ты присутствовала там, твое имя черным по белому фигурирует в рапорте. Ты была не способна давать свидетельские показания, ты ничего не помнила, даже того, как вы уходили с карнавала, ты словно находилась под действием гамма-гидроксибутирата. Однако в крови у тебя ничего не обнаружили – ни капли запрещенного вещества, даже алкоголя – ты не пила. Отчет, составленный психологом, говорит о «травматической амнезии». О некоем незримом пузыре, созданном твоим мозгом вокруг этого эпизода, чтобы защитить тебя. К сожалению, Барбаре повезло меньше. То, что видели твои глаза, находится там, в глубине тебя, но оно недостижимо… Я не психолог, но я бы сказал, что твой выбор псевдонима спустя годы – это… как бы поточнее выразиться… некая попытка бегства от твоего подсознательного к твоему сознанию.

Лин тщетно копалась в глубинах памяти – образы не возникали, зато страдание – да, оно присутствовало, оно всегда было с ней, записанное водяными знаками на темном фоне ее воспоминаний. Она забыла о трагедии, зато помнила молчание своих родителей, их мрачные взгляды в ответ на ее вопрос о том, почему подруга больше не посещает лицей и не хочет с ней видеться. Теперь она понимала свою тревогу, когда заходила речь о том, чтобы отправиться на какой-нибудь праздник или в места большого скопления народа… И много о чем еще… А правда открылась только сейчас, спустя четверть века, в самый разгар худшего периода ее жизни.

В кухне появился Жюлиан и вопросительно уставился на нее. Лин быстро проговорила в трубку:

– Мне придется с тобой попрощаться. Спасибо за все.

Она резко разъединилась, больше всего на свете ей хотелось разрыдаться от тоски, но она сдержалась, потому что так надо, потому что это не объяснишь. Лин схватила стакан, одним глотком осушила его и сразу налила еще.