Последняя рукопись

– Сейчас мы не можем сообщить вам, кто он, потому что ведется следствие, но это был совершенно заурядный тип, которого вы могли повстречать где угодно, даже не догадываясь, какой зверь в нем таится. Он жил в горах и имел серьезные психические проблемы. Знайте также, что ваш ребенок – не единственная его жертва. Предстоит идентифицировать еще много тел.

Лин прижала ладони к лицу:

– Этого не может быть…

– Мы понимаем, как вам трудно, но подробности ничего не дадут. Ответы будут, только дайте нам, а главное – себе, еще некоторое время.

Лин сделала глубокий вдох, чтобы удержать рыдания, снова рвущиеся из ее горла.

– Но почему? Почему Сара? Зачем он это сделал?

Помолчав, полицейский продолжал:

– В настоящий момент у нас нет ответов на все вопросы. Мы здесь потому, что и для вас, и для нас было важно, чтобы вы узнали. Мы с напарником намерены съездить в Гренобль, чтобы как можно скорее иметь возможность проинформировать вас…

Лин едва заметно кивнула. Видимо, таким образом она, несмотря ни на что, пыталась поблагодарить их.

– …Но у нас есть серьезные основания полагать, что действовавший подобным образом человек был не один. Есть в этой истории еще некто, называющий себя Профессором Мориарти. На нынешней стадии расследования мы мало знаем о нем, пожалуй, только то, что он крайне осторожен и расчетлив и что именно он давал приказания убийце. И вот в прошлый понедельник непредвиденное обстоятельство нарушило его грязные замыслы. Разобраться во всем этом, естественно, является нашей первоочередной задачей.

Солнечный луч плясал на полу, пересекая комнату по диагонали. Лин предпочла бы грозу, черное небо, снегопад. Как могло выглянуть солнце, когда ее дочь мертва? Как люди смогут смеяться, как через несколько часов они будут делать друг другу подарки, когда она окажется лицом к лицу с небытием, в беспросветном мраке? Такова была цена правды. Знать это означало прекратить умирать на медленном огне. Знание ставит вас перед омерзительным зеркалом вашего собственного существования. Как в случае с Барбарой.

Лин все никак не могла понять.

– А… Энди Джинсон?..

Вик опередил ее вопрос:

– Мы на постоянной связи с бригадой, которая ведет это дело. Лично я очень хорошо ознакомлен с ним…

Он предпочел не рассказывать о своих отношениях с убийцей, не сообщать, что именно он подсчитал волосы, и не упоминать о предложенной ему Джинсоном загадке. Кроме горстки следователей, никто не был в курсе.

– …Теперь очевидно, что насчет вашей дочери Джинсон солгал, она никоим образом не входила в число его жертв. Хотя он и утверждает обратное, но никогда не сможет указать место, где она закопана, потому что такого места не существует. Нам предстоит понять, почему он солгал и взял на себя это убийство. Это важная деталь, которой нельзя пренебрегать. Во всяком случае, несмотря на то, что дела представляются – я говорю именно «представляются» – независящими одно от другого, часть нашей бригады расследует прошлое обоих преступников, чтобы выяснить, не существует ли между ними какой-либо связи. Нам бы не хотелось что-то пропустить.

Эстафету принял Вадим:

– Психологический профиль Джинсона – нарцисс, который с самого начала хвалится своими подвигами. Может быть, признание в убийстве вашей дочери всего лишь польстило его ego и в то же время поставило его перед новой неразрешимой логической задачей: кто вместо него взял на себя дерзость отправить родителям прядь волос?

– А кто отправил эту прядь?

– Мы не знаем, но совершенно очевидно, что это зацепка для серьезного расследования. Кто-то наверняка в курсе методов Джинсона. Если в свое время и произошла утечка информации, история про пятьсот двенадцать волосков все же не стала достоянием широкой публики. Отправитель, возможно, человек, который в тот или иной момент получил доступ к досье и решил сделать вам больно.

Чтобы не взорваться, не сознаться, что она удерживает в глубине грязного помещения человека, которого они ищут, Лин снова представила себе дочь, ее улыбку, как на той последней фотографии, которую Сара отправила перед похищением. Опять заговорил второй сыщик, чем вывел ее из тягостного молчания:

– Лионская бригада со своей стороны взяла дело в свои руки. Мы надеемся, что через несколько дней сможем допросить Джинсона.

Снова наступила долгая тишина, каждый по-своему пытался оценить ситуацию. Вик размышлял о Путешественнике, о его лжи, о шахматной партии – той, «Бессмертной». Позволят ли ему новые сведения проникнуть в тайну, влезть в голову этого психа?

Лин не поднимала от пола глаз, похожих на два неподвижных мокрых камешка. А Жюлиан вполголоса, как во время бдения над покойником, предложил полицейским кофе, черного и крепкого. Они согласились.

Между двумя глотками Вадим сказал:

– Мы понимаем, до какой степени это трудно. Но вы хотя бы знаете. И сможете начать траурные мероприятия.

Лин покачала головой:

– Никакого траура не будет, пока вы не поймаете всех виновных. Пока моя дочь не будет отомщена.