Последняя сказка2

Небрежно брошенный огрызок угодил прямо в большой нос «картошкой» орка, безмятежно спящего между капустных грядок. Это был тот самый зеленый великан, которого Двадцатый дезориентировал около своего корабля, и который несколькими часами раньше гнался по лесу за гоблином-торговцем. Орк с спросонья потряс своей огромной головой и сладко зевнул на полную луну, ощупал лицо огромными зелеными когтистыми лапами, прислушиваясь, осторожно встал, и тихо направился к домам, откуда доносились музыка и смех.

Между тем Тилль приложил пару лепестков ночного цветка к своему сломанному крылышку и – о, чудо, оно не просто зажило, но и, казалось, стало еще легче и ярче.

– Ого! – у Двадцатого брови медленно поползли на лоб, вот это регенерация.

– Ага! – передразнил его эльф, укоризненно добавив, – а ты такой же в пыль оборотил недавно!

Двадцатый грустно опустил голову, в лунном свете его металлические волосы отливали чистым серебром. Несколько минут путники шли, молча, прислушиваясь к ночным причудливым звукам и таинственным шорохам. Землянин, в темном космическом костюме, плотно облегающем тело и ярких кроссовках, послушно семенил по узкой тропке, освещаемой ярким зеленоватым светом летящего впереди эльфа. Такой маленький, а так светится – вот это аккумуляторы!

– Ну вот, окончен путь наш! – наконец радостно воскликнул Тилль, указывая на маленький, словно игрушечный, уютный домик, – должна быть дома моя добрая хозяйка, бабушка Тая! Ты подходи к двери, а я влечу в окно и сообщу ей о твоем приходе!

 Двадцатый, совершенно не понимая, куда его послали, понимающе кивнул, не сводя зеленых глаз со сказочного белого домика, утопающего в зелени и цветах. В нарядных окошках с распахнутыми резными ставнями горел теплый свет, из ярко-красной кирпичневой трубы друг за другом вылетами мягкие колечки серебряного дыма.

На своем коротком веку парень видел самые богатые дома земных начальников, правильной кубической формы, неприступные и недоступные, с тысячами датчиков на стенах и окнах. С сотнями видов удобств они выглядели огромными пластиковыми коробками, роскошными клетками, напичканными сверху донизу электроникой. Странно, что когда-то Двадцатый о таких мечтал, теперь они казались такими бедными и отсталыми – ведь рядом не росло ни одной яблони.

А этот маленький обшарпанный деревенский домик, со стенами, обмазанными крашеной штукатуркой и битой черепицей на крыше, без охранной сигнализации, интернета и спутникового телевиденья был единственным местом во вселенной, в котором, вдруг, захотелось жить и называть своим домом.

Двадцатый незаметно подошел к деревянному крылечку, сплошь увитому изумрудными листьями плюща и утопающему в пестрых нарядных цветах, весело кивающих цветными пушистыми головками. Аромат блинов гостеприимно приглашал в незапертую дверь, освещаемую фонарем со старой свечой. На дубовых, чисто выметенных ступенях, сидел огромный рыжий кот, поздно ужинающий свежей сметаной из небольшого блюдца.

– Здравствуйте, господин Бабушка! – как можно вежливей произнес Двадцатый, чуть наклонив голову в знак глубочайшего уважения, – мой номер 123458920, прошу обеспечить меня койко-местом и интернетом! Снимите баллы с моего счета, если там осталось...

Кот с большим трудом и недовольством оторвал толстую морду от трапезы, уставившись на Двадцатого, как на танцующую мышь. Не сводя с него своих горящих желтых глаз, он медленно слизывал жирные капли сметаны, сползающие по его бесконечным усам.

– Прошу, не вызывайте полицию! – умолял Двадцатый, обеспокоенный столь долгим молчанием «Бабушки», – я заплачу сто пятьдесят баллов! Я зарегистрируюсь!

Кот по-прежнему, не мигая, безмолвно пялился на пришельца, его мысли балансировали между «великим хамством» и «великой глупостью». Двадцатый, видя, что его рыжий собеседник не принимает никаких действий, решил сам что-нибудь предпринять.

– Разрешите, господин Бабушка! – он осторожно сел на ступень рядом с котом, на секунду задумался и опустил указательный палец в миску со сметаной, а затем обнюхал и облизал, – ммм... неплохо! Отличные ароматизаторы!

Кот презрительно фыркнул и отошел в сторону, не желая больше прикасаться к оскверненному ужину. Двадцатый же, наоборот, воспринял данный жест, как приглашение, и продолжал безнаказанно угощаться. Он схватил миску обеими руками и принялся нагло и жадно поглощать сметану, краем глаза следя за действиями усатой «Бабушки», дабы та не вызвала полицию.

– Батюшки мои! Худой-то какой! – услышал он сзади скрипучий старушечий голос, – а что ж ты в избу-то не проходишь, внучок?!

Двадцатый, который в этот момент спешно вылизывал остатки сметаны, от неожиданности чуть было не выронил посуду из рук. Он резко обернулся – на крылечке стояла небольшая, под стать домику, старушка в старенькой пушистой телогрейке и цветной шали на седой голове. Ее глаза, утопающие в морщинках и доброте, искренне улыбались Двадцатому. Парень поставил пустую вылизанную дочиста миску обратно и указал пальцем на рыжего кота.

– Это все он!