Последняя схватка

Старуха опешила от этого объяснения, предложенного с таким видом, словно Стокко над ней смеялся. А головорез продолжал:

— Честно говоря, следует признать, что я был вне себя и сам не соображал, что говорю. Вы женщина умная, вы меня поймете. Ведь мне пришлось отвлечься от дела, которому я отдаю все свое время. И если мне повезет, то я получу сто пятьдесят тысяч ливров.

Сказав это небрежным тоном, Стокко скосил глаза на свою собеседницу. Как и Леонора, он сразу раскусил старую чертовку и был уверен, что большие деньги заставят ее забыть обо всем на свете. И негодяй не ошибся.

— Сто пятьдесят тысяч ливров! — воскликнула зачарованная Ла Горель.

— Ровно сто пятьдесят тысяч, — подтвердил Стокко.

— Какое богатство! — умилилась старуха. И простодушно добавила: — Теперь мне понятно, почему вы были не в духе. Это так естественно.

— Вот видите, — проникновенно сказал бандит.

— Боже мой! — разволновалась Ла Горель. — Да будь я на вашем месте, я бы точно взбесилась… Если бы кто-нибудь помешал мне получить такие деньги, я бы задушила его вот этими слабыми руками… Но, видит Бог, я женщина тихая, не злая, я и мухи не обижу!..

Она уже загорелась. Она уже строила планы. Стокко улыбался с видом победителя и лихо крутил усы, а старая мегера поглядывала на него и прикидывала:

«Я его просто не рассмотрела толком!.. А он ничего, ладный!.. А если мне… А и вправду!.. Почему бы мне не разделить с ним этот лакомый кусок? Попытка не пытка, и да поможет мне святая Томасса! Хоть самую малость получить, и то славно!»

Сложив губки бантиком, Ла Горель подошла к Стокко и закатила глаза. Он предложил ей руку, и она томно приникла к нему. А он чуть отступил и, нежно пожимая ей пальцы, стал разливаться соловьем:

— Я никогда не смогу называть вас Ла Горель, уж очень это неблагозвучно, У вас есть другое имя?

— Да, Томасса, — потупилась она.

— Прекрасно, — вскричал Стокко. — Вот это имя стоящее! Свежее, нарядное, изящное… как и его обладательница! А меня зовут Амилькар. Это имя воина!

— Какое красивое имя!.. — прошептала старая ведьма. — Оно вам очень подходит!..

И она попробовала покраснеть, как будто нечаянно проговорилась. Он поцеловал ей руку и в порыве страсти признался:

— О cara Tommasina mia, non posso piu vivere senza di te!.. О дорогая моя Томмазина, я не могу без тебя жить!..

Старая чертовка жалась к нему, как влюбленная кошка, и лепетала:

— Amilcare, caro mio!.. Амилькар, дорогой мой!..

— Как же это я раньше вас не рассмотрел, где только были мои глаза? — продолжал Стокко, возбуждаясь все больше. — Corbacco![2] Я только и думал, что об этих деньгах! К черту золото! Теперь я буду занят только вами, милая моя Томасса!

— Ну уж нет! — запротестовала она. — Жизнь — штука серьезная!

И самым обольстительным голосом продолжала:

— Если вы действительно меня любите, если вы доверяете мне, расскажите все как есть… Я могу помочь… говорят, я неплохая советчица… я сумею вас направить… Вдвоем мы быстренько уладим это дельце… А потом вы меня отблагодарите… Дадите самую малость…

— Самую малость! — возопил Стокко. — Нет, поделим все по справедливости… а потом священник соединит нас навеки, и все у нас будет общее!.. Я вижу, я чувствую, что мы рождены друг для друга! О, как славно мы с вами заживем! Томасса, я сгораю от любви! Теперь меня спасет только добрая свадьба, которая сольет наши состояния! Не отказывайте мне, умоляю вас!

Как видите, негодяй времени не терял и говорил с развязностью, которая могла показаться циничной, если бы не была совершенно неосознанной. А Ла Горель, увлеченную той же корыстной мыслью, ничуть не удивили слова Стокко. Женщина сочла их вполне естественными. Не ломаясь, она сразу приняла предложение пылкого поклонника.

— Я тоже чувствую, что мы найдем общий язык, — заявила старая ведьма. — Как не договориться с человеком, который намерен разделить с вами сто пятьдесят тысяч ливров? И я тоже сгораю от любви… Ведь вы хотите подарить мне немного золота… Так что я согласна.

Она ответила ему в том же духе — и ей это казалось вполне нормальным. Как, впрочем, и ему. Он был просто счастлив. И в знак благодарности чуть сильнее сжал ей пальцы.

И они ушли под ручку. Он шутил, а она прижималась к нему. Оба были искренне уверены, что они милы и очаровательны. На самом деле на эту сладкую парочку тошно было смотреть.

XXI ПРЕДАННОСТЬ ЛЕОНОРЫ

Когда Ла Горель выскользнула из комнаты, Леонора встала и подошла к Кончини, не сводя с него влюбленных глаз. Не сказав ни слова, она заключила мужа в объятия и жадно приникла к его губам. Закрыв глаза, женщина наслаждалась этим долгим поцелуем, не замечая, что супруг не разделяет ее чувств. Вдруг она так же решительно отстранилась от него, выдохнула и проговорила:

— Ну вот, я набралась сил… теперь можно отправиться к Марии.

И Леонора вышла из кабинета.

Через несколько минут она была в покоях королевы, и та немедленно выпроводила всех дам, чтобы остаться с ней наедине.

— Леонора, ты говорила, что обдумываешь какой-то план. Он уже созрел? — жадно спросила Мария Медичи.