Последняя схватка

Мэтр Жакмен сразу понял, что имеет дело с важным господином, привыкшим к беспрекословному повиновению. Впрочем, сам Пардальян велел трактирщику относиться к этому сеньору со всевозможным почтением и ни в чем не отказывать загадочному пленнику. Единственное ограничение: не выпускать его из погреба до сумерек, то есть до восьми вечера. Хозяин согнулся в низком поклоне и ответил:

— Непременно, монсеньор!

И вышел, не забыв запереть за собой дверь на два оборота.

Тогда Фауста приблизилась к столу. Казалось, ее интересуют только бутылки с анжуйским вином, которыми она откровенно залюбовалась.

— Ну, наконец-то, — воскликнула герцогиня. — Вот это вино.

Вдруг она обеспокоенно заметила:

— А не подделка?

— Это легко проверить, — отозвались стражи.

В мгновение ока были откупорены две бутылки. Все трое уселись за стол и сдвинули наполненные до краев кружки. Эскаргас и Гренгай привычно выпили вино залпом.

— Хорошо! — крякнул Эскаргас.

— Замечательно! — выдохнул Гренгай.

А Фауста потягивала вино маленькими глотками, как тонкий ценитель.

— Сойдет, — заметила она, отпив половину. И поставила кружку перед собой.

Снова завязался разговор. Теперь Эскаргас и Гренгай были спокойны. Фауста вроде бы смирилась с участью пленницы. Ведь они уже не могли выпустить ее из погреба. И даже если бы они свалились под стол, перебрав вина, — чего они делать никак не собирались — им можно было не волноваться. Сначала они пребывали в чрезмерном напряжении, теперь же потеряли всякую бдительность.

По просьбе Фаусты один из стражей вытащил из кармана карты. И она села играть со своими «тюремщиками». Если бы Пардальян увидел, с какой страстью она сражается с ними, он был бы просто поражен: женщина спорила до хрипоты, ошибалась на каждом шагу, била кулаком по столу, ругалась, как извозчик, при каждой неудаче и пыталась хитрить, но так неловко, что обман сразу же раскрывался.

Понятно, что Фауста безнадежно проигрывала. Не подозревая подвоха, мужчины шумно радовались каждому ее промаху и не могли налюбоваться на кучку золота, быстро росшую на столе; страшно довольные, Гренгай и Эскаргас думали, что денек выдался просто на славу: они пили, закусывали, играли в карты и… выигрывали, черт возьми!

Так продолжалось с полчаса. Потом д'Альбаран стал метаться и хрипеть. Увлеченная игрой троица не обратила на это никакого внимания. Тогда великан захрипел громче, и мужчины наконец услышали его стенания. Фауста же так углубилась в игру, что забыла обо всем на свете — какое тонкое притворство! — и им самим пришлось напомнить ей, что больному нужна помощь. Герцогиня очень неохотно отложила карты.

Это рассмешило Эскаргаса и Гренгая. Подойдя к больному, они обнаружили, что у него сбилась повязка, которую необходимо поправить.

— Подождите немного, — обратились они к Фаусте, — это займет не больше пяти минут.

И оба склонились над раненым, на время забыв о пленнице.

А она поднялась со своего места и наполнила три кружки. Покосившись на стражей, Фауста увидела, что они стоят к ней спиной, полностью занятые д'Альбараном. Быстрым и выверенным движением герцогиня поднесла руку к их сосудам.

Пальцы Фаусты сжимали предмет, который она извлекла из кармана д'Альбарана: это был маленький флакон с прозрачной, как слеза, жидкостью. Приблизительно половину она вылила в одну кружку, а все остальное — во вторую.

Затем с потрясающим хладнокровием женщина отступила на два шага, спокойно сунула пустой флакон в карман, развернулась на каблуках и подошла к раненому. Она снова прикинулась добродушным парнем. Больному она сказала несколько ободряющих, ничего не значащих слов. А за спиной у стражей она кивнула ему головой. Он все понял и слабо улыбнулся.

Закончив перевязку, все трое снова сели за стол. И все трое сделали это с удовольствием. Даже Фауста на сей раз не притворялась.

Она сразу схватила свою кружку, стукнула ею по сосудам «тюремщиков» и заявила, что пьет за их здоровье. Гренгаю и Эскаргасу ничего не оставалось, как последовать примеру герцогини. Выпив, мужчины сморщились и заглянули в свои кружки. Впрочем, сделали они это машинально. У них не возникло никаких подозрений.

— Что это за дрянь? — удивились стражи.

— Верно, осадок со дна, — спокойно предположила Фауста.

Она взяла другую бутылку, снова наполнила кружки и сказала:

— Посмотрим, что в этой.

На сей раз мужчины были осторожнее и не стали пить залпом. Распробовав вино, оба успокоились.

— Хорошо пошло! — улыбнулся Эскаргас, снова берясь за карты.

— Все в порядке! — отозвался Гренгай. И благоразумно добавил: — Теперь не будем допивать остатки.

Игра возобновилась. Минут через десять Фауста с удовлетворением отметила, что снадобье начинает действовать: стражи покачивались, как пьяные, трясли головами, отчаянно зевали и с трудом раздирали тяжелые, словно налившиеся свинцом веки.

Они сообразили, что с ними происходит что-то странное. Но даже не успели понять, что же случилось. Развязка наступила почти мгновенно. Эскаргас вдруг стал заваливаться набок: он попытался ухватиться за стол, но соскользнул с табурета и затих.