Последняя схватка

Неправильно истолковав его восторг, Леонора продолжала властно и убежденно:

— Вам надо жениться на ней, понимаете, надо!

— Понимаю, мадам, — ответил Роспиньяк с наигранной холодностью. — Но я, черт возьми, совсем не думал о браке!.. Не скрою, что вы требуете от меня большой жертвы, просто очень большой…

— Но приданое невесты скрасит эту жертву, — усмехнулась Галигаи. — Вы получите не только прелестную жену, но и земли Лезиньи, которые станут графством. Знайте, Роспиньяк, что замок Лезиньи и окрестные угодья обошлись нам в сто тысяч экю. По-моему, это немало…

— Конечно, мадам, — кивнул барон. — И жертва, на которую вы вынуждаете меня пойти, уже не кажется мне такой чудовищной. Однако…

— А еще подарки не меньше, чем на сто тысяч ливров… — перебила его Галигаи. — И жалованье, которое платит вам маршал д'Анкр, как капитану своих гвардейцев, будет увеличено до двенадцати тысяч ливров… а потом вы займете место Витри, капитана гвардейцев короля. Что вы на это скажете?

— Мадам, вы ослепили меня своей щедростью! — вскричал барон.

— Значит, вы согласны? — осведомилась Леонора.

— Согласен ли я?.. Еще бы не согласиться! — возликовал Роспиньяк. И вдруг сник: — Проклятье! Я совсем забыл про монсеньора!.. Простите, мадам… Я люблю деньги, это правда… Но собственная шкура мне дороже… Если я приму ваше предложение, мне и недели не прожить… Так что, увы…

Казалось, барон сильно смущен. На самом же деле он незаметно поглядывал на свою госпожу с победным блеском в глазах.

«Да, он точно ничего не знает», — решила Леонора. Она улыбнулась и промолвила:

— Успокойтесь, Роспиньяк, вам нечего опасаться монсеньора.

Блестяще играя свою роль, барон тревожно покачал головой, и, снова поверив этому несравненному актеру, Галигаи еще настойчивее повторила:

— Слышите, вам нечего его бояться!

Жестом подозвав собеседника поближе, женщина с таинственным видом прошептала:

— Знайте, Роспиньяк, что Кончино — родной отец этой девочки.

— Да что вы такое говорите, мадам? — пробормотал Роспиньяк, изображая глубокое потрясение.

— Это чистая правда, — заверила барона Леонора. И, опустив голову в притворном смущении, она еще тише добавила: — А я… я ее мать!

— Вы, мадам?! — совершенно искренне изумился Роспиньяк. А про себя подумал:

«Вот это ход!.. Какая изворотливость, черт возьми!.. Ну, молодец!..»

— Да, мне понятно ваше удивление, — с болью в голосе произнесла Леонора. — Мне ясно, о чем вы думаете, да-да!.. Любому, кто меня знает, немедленно придет в голову то же самое… Итак, вы полагаете, что, раз Флоранс уже исполнилось семнадцать… стало быть, она родилась до свадьбы… Увы, это так!.. Я совершила эту ошибку, я, Леонора Дори, а ведь мою безупречную репутацию признают даже злейшие враги!.. Теперь, оглядываясь назад, я и сама не понимаю, как можно было до такой степени забыться!.. — Гордо выпрямившись, женщина продолжала: — По крайней мере меня утешает то, что я стала супругой моего Кончино! Вы можете спросить, почему мы не признали Флоранс, когда поженились. О, это долгая и грустная история. Вы имеете право ее узнать, поскольку станете членом нашей семьи. Итак, слушайте, Роспиньяк, и вы поймете, как жестоко покарала меня судьба за грех молодости.

Меняя должным образом выражение лица, позы и интонации, Леонора коротко поведала о своем «грехе» и о том, что ребенок исчез. Его украли: подозревали даже, что он умер… В эту романтическую историю Галигаи вложила все свое богатое воображение. Но вымысел так тесно переплетался в рассказе с действительностью, что история эта казалась более чем правдоподобной.

Роспиньяк выслушал ее с неослабевающим вниманием. И не поверил ни единому слову. Но ему было ясно, что, не показывая вида, Леонора давала ему понять: историю эту надо сделать гласной и, если потребуется, отстаивать до последнего вздоха. И барон запоминал все до мельчайших подробностей. О своих сомнениях он предпочел не распространяться, и Леонора решила, что вполне убедила Роспиньяка.

Когда женщина замолчала, барон не стал ее благодарить, чувствуя, что этого от него и не ждут, а сразу нашел единственные подходящие слова. Гордо расправив плечи, он схватился за шпагу, оскалился и с налитыми кровью глазами прорычал:

— Что надо делать?.. Приказывайте, мадам.

Слабая улыбка тронула мертвенно бледные губы Леоноры. Устремив на барона горящий взор, она произнесла с непередаваемыми интонациями:

— Когда все об этом узнают… а узнают неизбежно… на меня станут нападать еще больше… меня будут обливать грязью…

— Понятно! — прервал ее Роспиньяк. — Вашим обидчикам я скажу пару слов вот на этом языке. — И он похлопал рукой по эфесу своей увесистой шпаги.

— Боже ты мой, — бросила Леонора с неуловимым оттенком презрительной насмешки в голосе, — это ваше дело… А вот я не столь обидчива…

— Ничего не понимаю, мадам, — изумленно воззрился на нее Роспиньяк.