Последняя ставка

Расклад карт, уже выложенных на стол, пока что не отличался от предусмотренного Крейном.

Все «руки», не считая карт Крейна, Леона и еще одного мужчины были уже спарены и «зачаты», и теперь на аукцион наконец-то вышли карты Леона.

– На торгах «рука» мистера Ханари, – внезапно севшим голосом объявил Крейн, – и дилер предлагает за нее пятьсот пятьдесят долларов. – Именно столько у Леона имелось в банке на данный момент.

– Даю шесть, – ответил бледный молодой человек с неспаренной «рукой», но говорил он механически, без особого желания. После того как непостижимые слоги мощного голоса разнеслись над озером, как сетования смещающихся где-то вдали скальных пластов, судно вроде бы сделалось меньше, а игроки заявляли о ставках, повышениях, «проверках» и пасах чаще жестами, чем словами, словно боялись, что их услышит что-то в озере или в небе.

Леон был бледен. Его руки заметно дрожали, но он сжимал карты так, будто это был спасательный канат, а он тонул.

Из окон веял горячий ветер, но все же он холодил потный лоб Крейна, который отстраненно думал о том, как сейчас должна выглядеть его косметика.

– Семь, – равнодушно бросил он

Доктор Протечка молчал, но все время ерзал в своем обмоченном кресле и дергал страховочный ремень.

– Ваши, – ответил бледный молодой человек и, отодвинувшись с креслом от стола, направился к бару.

Леон выложил шестерку и восьмерку чаш рядом со сданными в открытую рыцарем жезлов и семеркой мечей и придвинул четыре карты Крейну.

– Пусть наш ребенок будет здоровым, мамочка, – сказал Леон и, тоже поднявшись, направился по наклонному полу к привязанному в инвалидном кресле Доктору Протечке. Было слышно, как он что-то бормотал старику умиротворяющим тоном.

Крейн и впрямь надеялся, что родить здорового ребенка удастся. Но двое игроков купили не те «руки», на которые он рассчитывал для них, и теперь у одного из них собрался тузовый флеш в мечах, который побьет имеющийся у него королевский флеш в монетах, если оба доиграют до конца.

Крейн указал на игрока, державшего в открытую двух тузов, и сказал ровным голосом:

– Предложение от тузов.

Игрок, осунувшийся молодой человек с двухдневной щетиной, заморгал, услышав обращенные к нему слова Крейна, а потом взялся за стопку денег.

– Тузы идут на две, – ответил он, бросив в банк две стодолларовые купюры.

Диана увернулась от пары безликих манекенов, оступилась на сыпучем песке и тяжело села. Не успела она вскочить и метнуться туда, где Нарди отчаянно рубила фишкой направо и налево, как две фигуры обожгли ее прикосновениями к плечу и боку.

Манекены двигались неуклюже, словно механические новорожденные жеребята, и безглазые поверхности голов раздувались и опадали с равномерностью метронома.

Диана ухватилась за полу рубашки Нарди и попыталась поглубже дышать горячим воздухом, чтобы отогнать от себя блестящее марево беспамятства.

Нет, им с Нарди явно не суждено пробиться к воде сквозь полчища этих тварей.

Она задумалась и над тем, смогут ли они теперь вернуться на шоссе – на ту сторону подтягивалось все больше плотных угловатых прозрачных фигур, и машины, проезжавшие по дальней полосе, представлялись теперь всего лишь мерцающими сгустками преломленного света, расстояние до которых не поддавалось определению, – и мрачно сказала себе, что возвращение на твердый асфальт может и не дать ничего хорошего. Что, если в машинах сидят такие же зомби на шарнирах?

Краем глаза она заметила отблески еще двух фигур.

– Сзади! – взвизгнула Диана, когда по песку, намереваясь взять их в вилку, придвинулись те же два безликих манекена.

Но они уже не были безликими: их лица, пусть и не обретшие выражений, оформились и обрели узнаваемое сходство с Нарди и Дианой.

Нарди отпрыгнула назад, и Диане пришлось отступить в сторону, чтобы подруга не сшибла ее с ног.

В следующий миг Нарди сделала конвульсивный выпад и полоснула краем истончившейся фишки по тому месту, где за долю секунды до того находились неподвижные лица.

Тварь-Диана и тварь-Нарди пошли рябью и попятились.

А Нарди повернулась к ним спиной и принялась, громко хекая, рубить крошечным кружочком, пробивая путь через толпу фантомов, будто в руках у нее было мачете. Она медленно, волоча ноги по песку, продвигалась вперед, отвоевывая то ярд, то фут, то дюйм, удаляясь от двух фигур и, возможно, приближаясь к воде, и Диана ковыляла вслед за нею.

– Они начинают… усваивать нас, – пропыхтела Диана.

Тут в голове у нее мелькнула идея, и она застонала от безысходности.

– Нужно сделать кое-что еще, – сказала она дрожащим от изнеможения голосом.

– Например? – выдохнула Нарди.

– Эта фишка… ее-то они не могут усвоить, она их отпугивает, – выкрикнула Диана. – Того, что мы порезали себя ею – мало. – Тут ей пришлось выбросить кулак и ударить одного из многочисленных Геков Финнов с фасада-парохода «Холидей-казино», и она вскрикнула от боли, потому что попала запястьем по зубам ухмыляющегося мальчика, но фигура все же отлетела назад. – Порезы на ладонях это всего лишь жест, символ, – добавила она, сдерживая слезы боли. – А тут не до символов. Взгляни на фишку.