Последняя ставка

Крейн подошел по причалу к открытому проходу в фальшборте и легко шагнул на палубу, потому что теперь на нем были не туфли на каблуках, а кроссовки.

На крытом зеленым сукном столе не было ничего, кроме разбросанных лицом вверх карт; хотя за окнами уже светлело, несколько бра заливали вытянутое помещение светом, больше подходившим для позднего вечера. В инвалидном кресле снова сидел пристегнутый ремнем Доктор Протечка, но его милосердно переодели в другую пижаму. Перед баром стоял, попыхивая сигаретой, еще один «аминокислотник».

Гудел кондиционер, и в прохладном воздухе не ощущалось запахов.

Тело Арта Ханари все так же расхаживало с пистолетом, и из его воспаленных глаз на Крейна через комнату смотрел Леон.

– Почему же вы пришли сюда? Я, откровенно говоря, сомневаюсь, что вы знаете, что здесь происходит, – сказал он.

«Бери, что дают, – подумал Крейн. – И, пожалуйста, пусть я не ошибусь».

– Я заполучу «Фламинго».

И снова это заявление, похоже, не на шутку задело его отца.

– Вы продали «руку», – как будто бесстрастным, но заметно повышенным тоном сказал Леон, – и станете Королем так… так, как может им стать съеденная пища! У меня нет времени на…

– Почему вы держите при себе этого безмозглого старого клоуна? – перебил его Крейн, кивнув в сторону Доктора Протечки и смаргивая слезы с нового глаза. – Эй, Доктор, – позвал он, – как ваша интимная жизнь в последнее время?

Доктор Протечка захихикал, зафыркал, будто пытался изобразить звук пуканья, и вдруг произнес:

– Телепортируй меня, Скотти!

«Аминокислотник» протянул руку с сигаретой к пепельнице и шагнул вперед.

И без того побагровевшее лицо Леона сделалось еще темнее, и он тяжело уставился Крейну в глаза – поднял одну руку, – а потом закрыл глаза и выдохнул.

И Крейн рухнул во тьму собственного сознания, ощущая где-то далеко внизу присутствие шевелящихся древних богов.

Последним, что он произнес одними губами, без звука, было: «Не сработало. Он победил».

Что-то под ним вращалось, как галактики, и, хоть света не было вовсе, он видел все это посредством образов, порождаемых в его мозгу эхом от звона этих коловращений.

Он видел Дурака, пляшущего над пропастью, и сфинксов, влекущих прекрасную Колесницу, и Справедливость, вызывающую из открытых могил человеческие образы, и Луну со светящимся дождем, падающим в озеро, и, почему-то ближе к себе, обоеполую фигуру, обозначавшую Мир, а потом он смог увидеть и самого себя.

Его собственный образ представлял собой облаченную в мантию могучую фигуру Императора, и в правой руке он держал увенчанный петлей египетский крест, анкх.

Он вырастал, и остальные сущности, казалось, кланялись ему в почтительном приветствии, и он услышал хор из песнопений, стенаний и восклицаний, который усиливался, превозмогая басовый рокот ужаса и гнева, тщетно пытавшийся заглушить чистые высокие голоса триумфа и надежды.

Он продолжал расти сквозь звенящую мерцающую черноту.

И тут к нему возвратилось зрение, и он вернулся на красный ковер в салоне плавучего дома его отца.

«Аминокислотник» ткнул сигарету в пепельницу и сделал еще шаг.

Тело Ханари, с лица которого вдруг исчезло всякое выражение, качнулось и сделало шаг назад, чтобы удержать равновесие.

– Нет! – вдруг завизжал Доктор Протечка во внезапном приступе паники. – Только не это, я люблю жизнь, интимную жизнь? Любимую жену? Сожгла мой «Шевроле», увезла моего сына – это она, жена. – Старик сидел с закрытыми глазами и тяжело дышал, и Крейн заметил, что он снова намочил штаны. – Я не утону во всем этом, – выкрикнуло тело Доктора Протечки, – я могу собраться с мыслями. – Он снова умолк, и Крейн испугался, что Леон действительно сумеет преодолеть старческое слабоумие этого тела и вновь перескочить в стоявшего с пустыми глазами Ханари. – Я соберу эти… я знаю, что… карты, я рассыпал их. Ну, на самом деле, я их бросил.

«Аминокислотник», с отвисшей челюстью, растерянно смотрел по сторонам, держась за рукоятку лежавшего в кобуре револьвера.

– Присядьте, – сказал ему Крейн. Молодой человек кивнул и, вернувшись к бару, сел на один из табуретов.

– Вы… я ведь добился, добился, – кричал Доктор Протечка, все так же сидевший с закрытыми глазами. – Я могу… надавить… – Он вдруг ухмыльнулся, заморгал и уставился на стоявшее перед ним тело. – Нет же, чертов сукин сын предъявил мне обвинение, понятно? Двести долларов! За подержанную машину в сорок пятом году, или нет? Верно, в сорок пятом. Я ясно выразил свое недовольство, уверяю вас. Этим самым!

Крейн глядел на бесновавшегося в инвалидном кресле старика, и тут ему пришло в голову, что отцовский разум впервые за двадцать с лишним лет оказался в собственном теле. Эта развалина была его отцом, снова собранным воедино.

Крейн стиснул кулаки и подавил в себе порыв кинуться к креслу и обнять старика. «Вспомни Оззи, – сказал он себе. – Оззи был твоим настоящим отцом. А этот человек, которого ты до сих пор так любишь, убил Оззи».

Доктор Протечка снова захихикал.