Последняя страна

В один из дней после налета на город — Джасим спешил домой. Это был вечер, и отец послал его в дом, дабы принести необходимый сельскохозяйственный инструмент на поля: иначе бы он остался в полях и так и спал бы под звездами. Уже стемнело… был тот самый момент, когда солнце — уже закатилось за горные кручи, ушло в сторону Адена — но луна еще не заняла его место, и Аллах — не рассыпал по черному бархату неба бриллианты звезд. Спеша — он не смотрел особо по сторонам, и, преодолевая подъем — не понял, что на нем кто-то есть, пока не столкнулся почти лицом к лицу…

Это был русский. И у него была палка — что-то вроде длинного шеста, который используют в горах пастухи, чтобы перепрыгивать небольшие трещины и провалы…

— Я хочу напомнить тебе о твоем обещании — сказал русский. За то время, пока он был в горах — он сильно оброс бородой и стал похожий на одного из местных, из тех, кто не стрижет бороды[19].

— О каком обещании, русский? — сказал Джасим, чтобы немного потянуть время.

— Ты не помнишь своих обещаний? Ты должен свести меня с теми, кто ищет справедливость в этих горах…

Джасим покачал головой

— Ты болен и не можешь идти туда, русский

— Болен я или здоров, о том знает лишь Аллах Всевышний… К тому же — разве ты не знаешь о том, что шахидом на пути Аллаха становится и том, кто пал в сражении, и тот, кто упал с коня на пути к нему и сломал шею или умер от болезни.

Джасим испытал раздражение — от того, как русский свободно оперирует понятиями из ислама и побеждает его на его же поле…

— Ты не правоверный, русский. И ты не идешь по пути Аллаха. Поэтому — и шахидом тебе никогда не стать…

И с этими словами — Джасим обогнул стоящего на тропе русского и исчез в сгущающейся темноте…

* * *

Но забыть свои слова и свое обещание — Джасим не мог. И потому — через три дня, он постучался в дверь дома знахаря, где приходил в себя Григорий…

У Григория были люди. Несколько казаков из наиболее опытных, в том числе и Петро Кательников. Обсуждали, что делать дальше — казаки, если действуют сами по себе, никогда не принимают решение кем-то единолично. В любой казачьей роте или полуроте — есть небольшой коллективный орган принятия решений — Круг. В казачьих войсках есть хорошо известный Войсковой круг, но это орган скорее официальный, а те круги, которые собирают казаки в таких ситуациях как эта — имеют мало общего с официальным. Они обычно даже не выбираются — казаки знают, кто из них опытней и решительней остальных. И душой никто не кривит — неверное решение ведет на смерть…

Григорий молча посмотрел на Джасима, одетого по походному, с длинным посохом в руке и винтовкой за плечами. Ничего не сказав, вернулся назад, начал натягивать укороченные, десантного, а не казачьего образца полусапоги, которые обычно носил.

— Ты куда? — спросил Кательников

— На кудыкину гору… — буркнул Григорий — скоро вернусь.

— Вот так голос. Ты чего, атаман…

— Надо кое с кем встретиться. Не ходите за мной.

Кательников встал со своего места, глянул в окно.

— Атаман… ты здоровый, чи как? Тебя ж там зарежут.

— Иншалла…

— Тю… совсем спятил… — выразил свое мнение еще один из казаков, бровастый и бородатый Кузьма Степнов, отличный, почти уникальный пулеметчик, попадающий из Максима в стеклянную банку за версту и умеющий вести огонь накатом[20].

Кательников — схватил Велехова за руку

— Ты чего, атаман. Опомнись…

— Выйдем.

— Здесь говори. С каких пор у тебя — от казаков секреты.

— Да не от казаков… — Григорий показал глазами на стену. Там и жил знахарь, точнее — знахарка. И кому она может пересказать разговор — то одному шайтану известно…

Вышли — втроем, Степнов с ними. Было уже совсем тепло, почти по-летнему. Для гор Хадрамаута это означает — выше тридцати в тени…

— Ты чего, атаман, с аллашниками говорить собрался? Да они тебя… на нас на всех приговор Шуры, забыл[21]?

— Да не с аллашниками. Про Идарат слыхали?

— Это эти… сицилисты что ли? Еще хлеще…

У казаков и «сицилистов», то есть членов социалистических партий, таких как эсеры или большевики — кровь была с двадцатых. В те годы — обе стороны буквально вели охоту друг за другом, доходило даже до взрывов у казацких казарм. Одни были «сатрапами царской власти», другие «бунтовщиками и мятежниками». До сих пор в крупных городах — многие не подавали казакам руки, и если случался в обществе человек в казачьих чинах — вставали и уходили. Война к этому времени уже прекратилась… но горячая, а холодная — по-прежнему продолжалась. Две части общества — большая и малая — продолжали жить в одном государстве, смертельно ненавидя друг друга.

— Да какие тут сицилисты… — с досадой сказал Григорий — ты вокруг глянь. Ну, какие тут к шайтану сицилисты?

— Какие… сицилисты везде есть.

— На него посмотри — Григорий указал на молча стоящего в стороне Джасима— какой из него сицилист?

— Так и те тоже сицилистами с рождения не были — вступил в разговор Степнов — по ниверситетам нахватались, револьвер купили и вперед. Это запросто…

— Там — никому и тридцати лет. Щенята они. Справедливости хотят. Скажи — много тут справедливости вокруг — а?

— Какая тут справедливость?