Последняя страна

Кулак — как флаг над буйной головой
Вожак сказал: — "Свое возьмем с лихвой!"
Во тьме не спасется враг!
Пора, готовься сделать шаг
Тебе дадут знак!
Ловко пущен механизм, идет за строем строй
В одиночку ты никто, зато в толпе — герой
У тебя свои цвета, ты знаешь грозный клич
Нерушима та стена, в которой ты кирпич!

Ария

День сменялся ночью, а ночь — днем, месяц шел за месяцем в своей безысходной веренице. Кто-то приходил, а кто-то уходил, в сезон дождей они страдали от холода по ночам, а летом — от жажды. Ничего не менялось — кто-то умирал, кто — то занимал его место. Это была тюрьма. Тюрьма на краю света.

Место откуда не возвращаются…

Но в один день — все изменилось.

Здесь никогда не было карет скорой помощи. Во-первых, потому что их вообще не было. Единственная станция скорой помощи была в Адене, там было всего несколько карет, сделанных из списанных армейских машин. Но какой дурак погонит карету скорой за пределы города, если их и в городе то не хватает?

Но именно карета скорой помощи и подкатила этим утром к воротам тюрьмы в Аль-Иттихад в сопровождении небольшого черного седана марки Даймлер-Бенц…

Из седана — выбрался человек в штатском, невысокий, с холеной, белой, явно не знающей местных суровых ветров кожей. Он был одет в костюм — визитку серой шерсти, абсолютно здесь неуместную, на голове у него было что-то вроде кепки автомобилиста, глаза прикрывали черные противосолнечные очки. И то и другое было понятно и оправдано — если бы в Санкт-Петербурге кто-то из высшего света показался на людях в таком виде, он надолго стал бы объектом посмешища. Но не здесь, где солнечная активность превышала обычную для средней полосы России в два — три раза, и если ходить без головного убора — то через год станешь лысым. По этой же причине все носили противосолнечные очки — это было не модой, а насущной необходимостью.

Щеголя — явно из свиты генерал-губернатора не меньше — сопровождал высокий, рыжеусый полковник в синем мундире жандармерии — у него был форменный головной убор и противосолнечные очки. А у водителя, который увязался за ними — была кепка и мотоциклетные очки, предохраняющие не только от солнца, но и от пыли…

Тюрьма эта — использовалась для содержания политических, поэтому никто не удивился такому визиту. Начальника тюрьмы на месте не было, он никогда не утруждал себя ранним выходом на службу — а его заместитель, хитрый пройдоха по имени Амалуддин бегом спустился со второго этажа. где находился кабинет начальника. Он часто оставался здесь по ночам и причины тому были две. Первая — через него в тюрьму шла вся контрабанда: начиная от спиртного и заканчивая простыми лепешками. которые должны были давать бесплатно, да большую часть разворовывали. Вторая — у него были несколько… нетрадиционные взгляды на интим, и в тюрьме у него было несколько… фаворитов, с которыми он и проводил время. На вид Амалуддин был человеком неприятным — невысокого роста, юркий, с короткой бородкой и бегающими глазами. Руки у него всегда были липкими и потными.

На входе — надрывалась сторожевая собака…

— Уйми… рыжеусый полковник выступил вперед — не видишь, на кого лает!

— Сей секунд! — Амалуддин выхватил старомодный наган и дважды выстрелил. Собака, подавившись визгом, замолкла

— Открывай! Открывай мерзавец! — досталось и стражу сих врат — сюда, господа хорошие. Прошу сюда…

Надо было сказать, что в этот день была пятница, и никого из русских в тюрьме не было вообще — хоть они и были неверными, но выходной день был общим…

Небольшая процессия поднялась на второй этаж, где Амалуддин открыл дверь начальничьего кабинета.

Высокий гость скривился.

— Почему бардак?

— Сей секунд уберу!

Бардак — заключался в пустой бутылке у стола. Амалуддин знал, что она, скорее всего, будет — и не просто так повел гостей именно в этот кабинет. Не будет ничего плохого — для него — если донесут, что начальник тюрьмы пьет.

Амалуддин — загремел стеклом

— Прошу, господа присаживайтесь. Изволите кофе?

— У нас нет времени.

— Да… да… конечно.

Полковник жандармерии — если бы Амалуддин немного подумал, то понял бы, что это высокое звание, соответствующее званию представителя жандармского корпуса в Адене и незнакомого полковника жандармерии просто не может быть — открыл кожаную папку, которую жандармы носили подмышкой и достал бумагу

— Извольте ознакомиться…

— Сей секунд…

Амалуддин нацепил очки. Вообще то очки ему подобрали неправильно и они не исправляли, а портили зрение — но он об этом не знал…

— Мы забираем этого арестованного. Он подозревается в тяжких антигосударственных умышлениях, его предписано этапировать.

— Да, да…

Амалуддин мало понимал из сказанного — но был со всем согласен

— Но это…

— Это государственный преступник.