Последняя страница осени

Прислушиваясь, на четвереньках он добрался до решетки. В предрассветной мгле серый плащ человека на качелях казался клочком тумана. Толя смотрел, не мигая, и вслушивался – незнакомец что-то бормотал. Потом он замолчал и вдруг негромко, но внятно произнес: «Ты здесь и сейчас, я везде и всегда. Скоро мы встретимся». Это сломило Толин дух наблюдателя, не в силах сдержать дрожь, он отступил.

В мастерской заливался телефон. Спотыкаясь, Толя подскочил к трубке, уверенный, что звонит Белов, не оставлявший надолго без внимания своих разношерстных непоседливых подопечных.

– Что он сказал? – произнес бесстрастный голос Сфинкса.

– Что происходит?! – крикнул Толя. – Я что подопытный кролик?! Чем меня пичкают? Наркотики? Куда вы их сыпете?! В лапшу, что ли?

– Пока ничего не происходит, – успокоил Сфинкс. – Что он сказал?

– Он что-то бормотал, я услышал только одно: «Ты здесь и сейчас, я везде и всегда, и мы скоро встретимся». Что это значит? Про кого это он? Кто с кем встретится?

Трубка ответила гудками.

– Ты с кем это здесь разговариваешь? – спросил вошедший Белов.

– С доктором! Всё! Наработался за гроши! Шабаш! Отравился дошираком! Загнусь – за всё ответите!

Плюнув на работу, уверенный, что Белов со Сфинксом одна шайка, Толя побежал домой. На улице он увидел, как птицы сорвались с крыши и пролетели вдоль проводов, словно обезумевшие ноты. Слух даже уловил обрывки трагичных звуков первой симфонии Малера.

– Что за бесконечная осень в декабре?! – в сердцах воскликнул Толя. Но беспокоило другое, он думал: «Что происходит, господи? Кто глумится надо мной? Когда это кончится?»

Толя скрипел мозгами, стараясь связать в цепочку корпорацию КСИ, свои сценарии, прогулку в парке, человека в сером плаще, его немногословные реплики, свое подавленное состояние, дверцы и Сфинкса с ключом от них. Лихорадочные размышления сводились к одному: игровые автоматы – это куча денег.

– Что с того? – спрашивал Толя себя. – Причем здесь я? Где я и где куча денег? А может у меня получилось что-то гениальное?

Дома первым делом он стал пересматривать сценарии. Ничего особого не заметив, кроме того, что от всей работы веяло декадансом, он еще раз убедился – надо быть не в себе, чтобы всерьез её принять. Описание игры, бонусы и призы были безжизненны. Тем, кому игра адресовалась, она не оставляла и проблеска надежды. Это был бред неудачника. В чем же дело? Внимание Толи задержалось на женщине, скрывавшейся за бонусной царевной-лягушкой. Откуда взялась картинка, он не помнил, но вот женщина была как живая. Со стрелой во рту, поджав ноги, она, казалось, готова в любой момент выбраться наружу и начать игру.

«Но вот какую?» – строго спросил кто-то внутри Толи.

Он чихнул в ответ.

На следующее утро Толя вернулся к Белову – несколько дней его не беспокоили. Изнурительная работа заставляла принять случившееся как агонию этого мира. Толя был уверен, что на нем испытали какие-то новые препараты, как в шестидесятых на обывателях испытывали ЛСД.

Серым дождливым декабрьским днем Белов был не в настроение. Он материл рабочих, ползавших как черепахи. Потом долго решал, кого отправить на установку нового витража.

– Ну что, тупые ленивые упыри, – твердил Белов, – не хотите работать, а хотите деньги получать. Да мне от вас больше убытка, чем пользы.

Наконец он выбрал смышленого парня, бросившего семью, жену и двух детей, ради работы в столицы. Толю отрядил в помощники.

Провозились допоздна. В огромной четырехэтажной квартире на Остоженке, где собирался поселиться молодой брокер, который не имел семьи, но уже выстроил детский этаж и необъятную спальню, остались только Толя и напарник.

Винтовая лестница вела с этажа на этаж как по палубам брошенного корабля. Толя поднялся на самый верх, где за окном стену опоясывал балкон и площадка для цветника. На соседней стене орнамент Белова повторял узор из спальни одного из царей древней династии Урук. Толя провел рукой по еще не высохшей колерованной шпаклёвке и вспомнил, как недавно также трогал стену, на которой только что была дверца, и ему вдруг нестерпимо захотелось обладать этим большим дом. Сердце шептало, что в этом городе жить «здесь и сейчас» в его случае значит – не иметь ничего кроме этого «здесь и сейчас». Так Толя прожил всю бесконечную осень, так он прожил почти всю жизнь.

Сейчас он хотел дом, семью, смотреть по вечерам в большое окно на цветник и думать, что «здесь и сейчас» – это всего лишь граница, на которой получаешь всё, что хотел. А за этой границей уже другой мир – «везде и всегда». Усмехнувшись своим мечтам, Толя спустился в столовую, где смонтировали витраж, стоивший, как отдельная квартира в Подмосковье.

Пока напарник умывался на цокольном этаже, Толя собирал инструмент. Вдруг кто-то чуть слышно проскрипел вверх по лестнице. Толя успел заметить лишь край серого плаща.

«Господи! – подумал он, обхватив голову. – Неужели опять он? Не может быть. Мне пора в психушку. Господи, не лишай меня разума!».

Тишина вверху и внизу неприятно щекотала нервы.