Последняя стража

Забравшись в кабину, он еще некоторое время копошился внутри, а потом, так и не включив фары, с одними подфарниками рванул с места.

Ветер радостно набросился на них. Уже очень скоро у Хаймека застучали зубы. Во-первых, от холода. Во-вторых, по мере того, как до него стал доходить смысл последних слов шофера. От холода, так сказать внешнего, еще можно было кое-как укрыться — сжавшись ли в комок, притаившись ли за спинами и мешками других людей. А вот куда было скрыться ему, куда мог он спрятаться от холода внутреннего, который сжимал его сердце. Холод этот возник в нем от прозвучавшего слова «схватят». О, Хаймек хорошо знал, что это слово означает. Не раз и не два слышал он жуткие истории о том, как специальные милицейские отряды по борьбе со спекуляцией и контрабандой устраивали засады на такие вот, как эта, машины. В любой точке дороги, за любым поворотом, на любой обочине могла ожидать их всех эта беда. Когда подобное случалось, милиция арестовывала всех владельцев товара и на неопределенное время помещала в КПЗ — камеры предварительного заключения, отвратительные и вонючие клоповники при районных отделениях милиции; товары, как правило, конфисковывались в пользу государства, а их владельцы либо получали срок, либо отправлялись на принудительные работы — ну, хотя бы в ту же Сибирь на лесоповал или на стройку какого-нибудь промышленного объекта, будь то плотина, новая железнодорожная ветка или химический комбинат, где им приходилось работать бесплатно от зари до зари за кусок хлеба и миску баланды.

Да, ничего в жизни не боялся так Хаймек, как людей в милицейской форме. Может быть, еще и потому, что они очень напоминали ему немцев. И у тех и у других были похожие фуражки с козырьками набекрень, у тех и у других в кожаной кобуре были пистолеты, и те и другие носили начищенные сапоги. Правда, и то, и другое, и третье отличалось друг от друга, пусть даже совсем не на много какими-то второстепенными деталями — покроем фуражек, цветом околышей и материалом сапог, но главное — методы и цели их работы были очень и очень похожи. В результате встреч простых людей с сотрудниками НКВД люди эти чаще всего оказывались в лагерях за колючей проволокой или в тюрьме — но разве встречи с гестапо оканчивались иначе? Это о взрослых. Что же касается детей, то их, как слышал Хаймек, почти никогда не расстреливают (особенно если им не исполнилось еще двенадцати лет) и гораздо реже, чем взрослых, сажают в тюрьмы. Как утверждали бывалые пацаны на рынке, малолетних нарушителей закона отправляли в специальные детские дома, своего рода исправительные приюты. И это, по утверждению тех же пацанов, было еще хуже тюрьмы. Потому что если из тюрьмы после отбытия какого-то срока, определенного приговором суда, человека выпускали, то в приюте он оставался навсегда. Ибо туда определяли сирот. А если ты сирота — то это уже навсегда. Эти приюты (говорили далее знатоки) всегда отгорожены от мира высоченной каменной стеной, в которую вмурованы железные ворота; у ворот круглосуточно, днем и ночью стоят усатые стражники с кривыми саблями в руке. Убежать из приюта еще не удалось никому…

Зная все эти подробности и детали, Хаймек никак не мог решить, в какое место — в тюрьму, на лесоповал или стройку — он предпочел бы попасть, если их «схватят».

А пока что он задремал.

И увидел он какой-то странный, один раз уже виденный когда-то сон.

Во сне была суббота, и он, сидя за столом, с удовольствием кушал фаршированную щуку, приготовленную мамой. Как вдруг откуда ни возьмись на огромном блюде на стол подали огромную рыбу. Возможно, это был очень большой сом… нет, это скорее всего был даже кит — одним словом, библейский Левиафан. Чудовищная рыба почему-то была еще жива и, истекая кровью, в ярости хлестала хвостом по столу и по блюду. Хаймек отрезал себе кусочек, попробовал — и тут же отодвинул от себя тарелку: рыба была просто горькой. Но не успел он как следует осознать этот факт, как откуда-то (но откуда, вот вопрос) перед ним оказалась тарелка, полная мяса. Он сразу понял: это мясо буйвола. И, следовательно он сам, Хаймек, в раю. Об этом говорило и окружение: слева и справа от себя он видел цадиков, седобородых мудрецов, которые тихо жевали. На головах у них были венки. Внезапно появился разъяренный буйвол с налитыми кровью глазами и огромной головой, увенчанной острыми рогами. Этими рогами он сбросил на пол морское чудовище. При этом он так бил копытами, что у цадиков с головы полетели венки. Тут у буйвола лопнуло брюхо, и из него потоком хлынула кровь. Хаймек отодвинул в сторону свой стул, достал из мешка ячмень и стал пестиком толочь его в ступе, пока не получилась мука. Он потянулся к мешку, чтобы добавить в ступу еще зерен, как с ужасом обнаружил, что его мешок с ячменем исчез.

Вне себя от страха он проснулся и непослушными пальцами стал ощупывать все вокруг. И нашел свой ячмень! Все было на месте…