Последняя свобода

— Все. Наследник объявился, круг замкнулся, проклятие перешло куда надо — в вечность. Вино, которое пил перед смертью старик, пролилось и смешалось с кровью.

Какое-то время мы молчали, мне было несколько неловко за неожиданный словесный взрыв: не она мне — свои вирши, а я ей — свой опус. Наконец Ольга сказала:

— Какая фантастическая поэма!

— Реальность фантастичнее и страшнее, сударыня.

Жаркие послеполуденные лучи едва пробивались сквозь пышные занавеси — «золото в лазури», — и прошла по ним тень, словно пролетела снаружи ширококрылая птица.

— Где можно прочитать ваш роман?

— Нигде. Вот Горностаев обещает поспособствовать — знаете такого?

— Кто ж его не знает. — Ольга передернула плечами. — Собирался когда-то о моем сборнике статейку написать.

— Не собрался?

— Этот сатир любит красивых женщин.

Знамо дело, кто не любит… но — «сатир!» Гришка — самый старый мой студенческий друг — сатир?.. Чутко уловив мое удивление, она поправилась:

— Извините, если я задела…

— Ну что вы! Всегда приятно узнать о приятеле нечто новенькое.

Глава 12

В коммуналке на Каланчевке было нечем дышать — и так манил кукуевский дом в саду, где кровь, грех и тайна.

— Ты вчера заходил ко мне на дачу?

— Нет.

— Что ты у нас делал?

— Да ничего.

— Зачем приезжал?

Он опустил голову. Сейчас последует очередная порция откровенности или лжи. Молчание затягивалось, я не выдержал:

— Ты стер кровь с «Видения отроку Варфоломею»?

Юра взглянул в диком смятении и наконец подал голос:

— Там проступила кровь?

— Что значит «проступила»? Что все это значит, черт возьми! — Вообще-то мой праведный пафос со вчерашнего утречка несколько поубавился.

— Два года назад, — начал он многозначительно и монотонно, — я пережил Встречу, — последнее слово было произнесено явно с большой буквы.

— С кем?

— С монахом.

— И он тебя наставил на путь истинный?

— Мне так казалось, но теперь я сомневаюсь.

— Ладно, оставим монаха. Ты лучше скажи…

— Но он был у вас в саду, когда я пришел на свидание.

Я всмотрелся в воспаленные глаза — невроз навязчивых состояний, не иначе, — а ведь так на него рассчитывал.

— Я понимаю ваше недоверие, поэтому никому ничего не рассказывал. Но это правда, Леонтий Николаевич. Это перевернуло мою жизнь.

Что ж, попытаемся что-нибудь извлечь из этого несомненно искреннего бреда.

— Рассказывай.

— Меня влекло к вашей жене и мучило предательство. Вы для меня были солнцем, и ваш роман я воспринял как первое предупреждение.

— Какая такая бесовщина в моем романе, что вы все…

— Ведь Прахов умер.

— Ты догадался, что герой — мой сосед?

— Догадался. После чтения я нашел телефон Прахова в «Справочнике Союза писателей» и позвонил ему.

— Зачем?

— Я знал: что-то случится. В сцене смерти столько мистики, вы перешли какой-то предел… Позвонил и убедился: смерть.

— И поехал в ЦДЛ?

— Да. Я видел труп с жутким лицом. Видел вас.

— И вырвал финал из тетради и уничтожил?

— Я бы не посмел.

— Ты много чего посмел.

— Леонтий Николаевич, вы знаете, что такое грех? Вы чувствуете это зло всей душою, всей плотью…

— Замолчи!.. Нет, рассказывай.

— Второе предупреждение — эпизод с женщиной, выходящей от вас. Я спрятался от нее не просто с испугу, я колебался и хотел уйти.

— Чем же она тебя так поразила?

— Она вышла в горе, ломая руки, я почувствовал ее страдание. Но все-таки пошел.

— Дальше.

— Долго звонил. Потом сходил постучался в окно спальни, а когда возвращался… Вы помните, какая была ночь?

— Готовилась гроза.

— Да, сверкали зарницы, по саду словно вихрь заходил, чуть не ломая ветви, — и напротив террасы возник монах. Это было последнее предупреждение.

— Да почему монах? С чего ты взял?

— Я его видел в небесной вспышке. Очень высокий, худой, в черном облачении.

— А лицо?

— Словно мертвое. Вообще я не рассмотрел под капюшоном. Он поднял руку, совершил крестное знамение широким взмахом — и исчез.

— Куда?

— Просто исчез.

— А ты?

— Я? — Юрочка усмехнулся. — Я помчался на станцию, как заяц.

— И потом принялся совершать паломничества?

— Это придумала Мария.

— Как?.. — Ну, удивил он меня!

— После исчезновения Маргариты я стремился уяснить суть событий: грехопадение и возмездие. Нужно было побывать у Прахова — чем он жил? — там я встретился с правнучкой. Мы ж у вас познакомились.

— Она пустила тебя в кабинет?

— Мы разговаривали в гостиной. Она показала мне урну с прахом и рассказала о завещании.

— А ты ей что рассказал?

— Ничего. Только вам.

— Он оставил приличное состояние?

— Об этом я не знаю. Она не захотела исполнить его последнюю волю.

— Развеять прах над водой?

— Это страшно. Мы закопали урну в монастыре.

— В том самом?

— В том самом.

— Ты точно помнишь место захоронения?

— Точно.

— И она с тобой по монастырям ездит?

— Нет. Она скрытный, даже таинственный человек, иногда мне с нею страшно.

В каком-то смысле он сумел выразить и мое впечатление.

— Вы часто видитесь?

— Редко.

У меня вдруг вырвалось:

— Ты уверен, что в урне прах Прахова?.. Тьфу, прямо каламбурчик.

— А что же еще? Мы не вскрывали. То есть при мне…

— Ладно, неважно.

— Он умер от разрыва сердца — его напугал черный монах. Как у вас в романе.