Последняя тайна храма

– Черт побери! Ты уверен?

– Вы что, думаете, мои ребята не могут опознать велосипедную раму?

– Проклятие!

Инспектор сплюнул недокуренную сигарету и растоптал подошвой ботинка, бормоча ругательства себе под нос. Перед ним, там, где некогда был сад Дитера Хота с ухоженными грядками и безупречно подстриженным газоном, теперь простирались грязные канавы с горками песка и торфа. Согнувшись, в них работали сорок человек в запачканных чалмах. Лучшие землекопы во всем Египте, эти крестьяне с западного берега Нила уже трое суток беспрерывно перебирали почву в саду Дитера Хота и за все это время нашли лишь пару канализационных труб, сгнившие части деревянного шадуфа и, вот теперь, велосипедную раму. Куда бы Хот ни спрятал менору, здесь ее точно не было (что, впрочем, Халифа подозревал и раньше).

Он угрюмо посмотрел на перекопанный сад, закурил очередную сигарету, жестом дал команду бригадиру заканчивать работу и пошел внутрь виллы. Порядка здесь было не больше, чем снаружи: взломанные половые доски, россыпи книг и бумаг, пробуравленные дырки в стенах и на потолке – всюду следы непрерывных поисков, проводимых последние три дня со все возрастающей одержимостью. Впрочем, и тут результат был нулевым – даже упоминаний о меноре Халифа че нашел.

Беспомощно стоя посреди разоренного дома, с сигаретой в зубах, инспектор признал, что продолжать поиски не имеет смысла. Он собственноручно переворошил всю мебель в отеле «Менно-Ра» (теперь ему стало ясно, что название отеля – аллюзия на иудейский семисвечник), бывший дом Хота в Александрии, голубой «мерседес». Мафиш хага[83]. Инга Грац, которая одна могла дать дополнительные сведения, впала в кому в ту же ночь, когда с ней говорил Халифа, и, по словам лечащих врачей, маловероятно, что к ней вернется сознание. Вновь концы в воду, сокрушался Халифа. Правда, в одном он теперь почти не сомневался: искать менору надо не в Египте.

Еще двадцать минут инспектор шатался по вилле, переходя из комнаты в комнату, не зная, следует ли радоваться, что с честной совестью может закончить дело, или огорчаться столь мало обнадеживающему итогу. Халифа закрыл входную дверь и пошел в участок. Его ждал малоприятный телефонный разговор с Бен-Роем, который также навряд ли добился многого в своих поисках. Время неумолимо поджимало, а шансов найти менору оставалось все меньше и меньше.

Иерусалим

Пока они поднимались вдоль ярких цветников и гладких светлых кубов домов к психиатрической клинике «Кфар Шаул», Лайла едва справлялась с желанием спросить Бен-Роя, знает ли окотом, что произошло с жителями палестинской деревни Дейр Яссин, находившейся раньше на этом самом месте. В 1948 году двадцать человек, в том числе женщины и дети, были безжалостно убиты группой вооруженных еврейских активистов. Однако одного взгляда на каменное лицо инспектора, на дикие, воспаленные от недосыпа глаза и стиснутые губы было достаточно, чтобы понять – ее слова лишь повиснут в воздухе.

Три дня назад Бен-Рой зашел рано утром к ней в камеру и предложил план сотрудничества. Втроем – он, она и еще какой-то египтянин по имени Халифа – будут искать менору – с ведома и под прикрытием самых высоких инстанций.

Разумеется, предложение израильского копа ее удивило и в еще большей степени насторожило, хотя она первая, на допросе, подала идею совместного палестино-израильского расследования. Безумный блеск его глаз, неудачные попытки сдержать эмоции указывали на то, что предложение было продиктовано не столько профессиональным, сколько сугубо личным интересом. В ее положении, однако, на колебания и раздумья просто не оставалось времени, и она тут же согласилась, не спрашивая даже, что именно от нее требуется.

Не менее странным было его требование переехать на время поисков к нему на квартиру, в Западный Иерусалим. Снова Лайла почувствовала грозящую ей опасность: Бен-Рой, несомненно, хотел установить тотальный контроль за ней, не желал спускать с нее глаз. И снова пришлось смолчать. Ведь если она хотела продолжать погоню за менорой, то приходилось играть по его правилам.

Бен-Рой оформил бумаги по освобождению Лайлы, заехал к ней на квартиру, чтобы она могла захватить ноутбук и переодеться (она сразу поняла, что за время ее содержания в изоляторе квартиру хорошенько перетрясли), и затем повез ее к себе в Ромему, где обустроил временный следственный центр. Три дня Лайла безвылазно провела в этом душном, тесном помещении. Череда звонков, е-мейлов, поисков в Интернете начиналась с раннего утра и не заканчивалась до самой глубокой ночи. Для поддержания бодрости журналистка пила по пятнадцать чашек кофе в сутки, а Бен-Рой поддерживал себя водкой из фляжки. Все ее попытки проломить лед отчуждения, узнать о его личной жизни, выяснить, что за женщина изображена на фотографии на книжной полке, наталкивались на короткие грубые реплики вроде: «Ты здесь для того, чтобы помочь найти менору, а не писать мою хренову биографию!» Она начинала потихоньку терять связь с реальностью в этой неестественной, пропитанной страхом обстановке.