Последняя тайна Лермонтова

Ах, надо же, как распереживалась по поводу умирающей Танюши, чуть ли не слезу пускала, кулачок свой поганый покусывала. А сама в это время прикидывала: произошло чрезвычайное происшествие, конечно же, все в холл на шум рванули, двери никто не закрыл, значит, можно безнаказанно пошарить в вещичках. Что-то с этой девушкой нечисто! Мотив, степень вины – это уже не моя проблема, пусть у других голова болит. С такой, кстати говоря, станется устроить какую-нибудь провокацию для выкуривания из номера зеленоликого владельца стопки трусов-боксеров!

Я собиралась рассказать про этот случай следователю.

Впрочем, не только про этот...

«Наверху в башне в три часа. Приходи, надо срочно поговорить».

Ничего так сюрприз!

Я вертела эту найденную на постели в своем номере записку минут десять.

Она лежала как раз на том самом месте, где Татьяна расправляла невидимую складочку на темно-синем атласном покрывале.

Получается, горничная хотела мне что-то рассказать? Или эта записка написана не Таней, и кто-то пытался заманить меня туда, где произошло преступление? Но почерк скорее всего женский. Эти округлые буковки, старательно выписанные хвостики...

Я помню, что, когда только обнаружила Татьяну, машинально глянула на часы. У меня это рефлекс, как у собаки Павлова – фиксировать все, до последней мелочи, обращать внимание на каждую деталь.

Девушку сбросили вниз примерно без семи минут три, мы с Вовчиком примчались без пяти.

Таня оказалась на той площадке потому, что ждала меня? Или кто-то выманил горничную в укромное место, столкнул вниз и удрал, думая, что вот-вот место происшествия посетит с официальным визитом потенциальный подозреваемый? А я бы сто процентов там объявилась! Интригующая записка, мрачный замковый интерьер, душа просит мистики и интриги. Конечно, пришла бы, я ведь любопытная. Просто записка не попалась мне на глаза вовремя...

Впрочем, обсуждать все это с Косяковым-Перекосиным Олегом Витальевичем не было ни малейшего смысла. Сонно хлопая слипающимися глазами, он писал мои данные, и, казалось, шансов завершиться этот процесс имел мало.

Поэтому я решила, что пора брать инициативу в свои руки.

– А где ваш криминалист? Надо снять отпечатки пальцев с поручней пожарной лестницы. И вообще, что это за порядки – следователь один работает?! Почему вы проводите опрос свидетелей до осмотра места происшествия? А вдруг, пока вы здесь свои бумажки мусолите, исчезнут важные улики?

– Гражданка, не волнуйтесь, все под контролем. Что вы можете пояснить по существу? – устало огрызнулся следователь, поднимая на меня мутные голубые глаза.

– Пить надо меньше, молодой человек. А тело горничной, если я правильно запомнила, Татьяны Комаровой, было обнаружено при следующих обстоятельствах...

Закончив свой короткий спич, я еще раз посоветовала следователю обратить внимание на пожарную лестницу.

Мысль в его закрывающихся глазах мелькнула одна: «А не пойти ли тебе, мадам, в пеший эротический тур?»

– И не надейтесь!

– Надежда умирает последней, – довольно улыбнувшись, продемонстрировал свои телепатические способности Косяков-Перекосин. Но тут же со стоном поморщился и сжал ладонями голову.

Наверное, следователь, выбирая в качестве места проведения бесед зал ресторана, имел кристально чистые, как вожделенная стопка водки, намерения. Муки жесточайшего абсистентного синдрома привели его в правильное место, но в неправильном качестве.

Какие отпечатки пальцев? О чем это я толкую! Облизывая пересохшие губы, должностное лицо при исполнении изучало запотевшие графинчики с водочкой, стоящие на тележке в торжественном ожидании нашего ужина. Потом следователь перевел взгляд на часы и горестно закряхтел, как столетний дед...

– С вами я закончил, вот здесь подпишите. – Косяков-Перекосин сунул мне ручку с обгрызенным колпачком. – И следующего пригласите! Ведь не одна же вы там находились, когда все случилось.

Следующего – точнее следующую – я, как ни странно, пригласила.

Но это вышло случайно.

В закутке для официантов, куда я думала забиться, чтобы прослушать, о чем посчитают нужным поведать доблестному стражу порядка другие гости замка, уже затаилась Юленька.

Охота на писательские трусы, видимо, не принесла желаемого результата.

Что рукопись романа, что истекающая кровью девушка – стервятникам, конечно же, абсолютно не принципиально, над чем хищно кружить в поисках добычи.

Семенова умоляюще на меня глянула и приложила палец к губам.

Ну уж дудки!

– Вот, эта девушка вам расскажет много интересного, – я притащила чуть упирающуюся журналистку к столу, за которым, пытаясь работать, умирал Косяков-Перекосин. – Прощу любить и жаловать!

Следователь встрепенулся, нервно заскреб пятнистые щеки, мысленно раздел Юленьку. Потом явно с сожалением одел, решив, что при таких модельных параметрах девицы ему с его акне ловить совершенно нечего.

Она с равнодушно-отстраненным видом дождалась, пока товарищ Косяков-Перекосин сохранит файл ее прекрасной внешности в папке эротических фантазий, а потом приветливо улыбнулась.