Последняя тайна Патриарха

В крошечной прихожей стало невыносимо тесно. Потупившись, Никита рассказал о трагедии. У него уже был опыт – не все его товарищи вернулись с чеченской войны. Повисла томительная, невыносимая тишина… Оглушенная Анна, шатаясь, побрела в гостиную. Села за почти накрытым столом и стала машинально протирать салфеткой мельхиоровые вилки-ложки… Первой не выдержала Настя – бросилась перед бедной вдовой на колени, пытаясь хоть как-то разделить ее горе. Минувшие события либо были чудовищны, либо столь невероятны, что эмоциям – нормальным человеческим эмоциям – не нашлось ни места, ни времени. Теперь – нашлось. Рыдая, она стала что-то шептать поникшей Анне, в чем-то заверять, чем-то клясться, что-то обещать… Наконец, Анна тихо заплакала – осознала… Тихо стала говорить:

– На следующий год собирались серебряную свадьбу отметить… Мы ведь поздно друг друга нашли – я уж совсем к тому времени заневестилась. Уж и родня рукой на меня махнула, мол, Анька – «сухая ветка». И тут – он, офицер, красавец, и меня, дуру неказистую, девку старую, полюбил! Что ж он так оплошал? Вы-то себя не вините, вы – городские, а он же здесь вырос, все ведь знал… Лавина… Вот как чувствовала, что не надо вам было ехать! Как перстень увидала – сердце оборвалось! Ну, думаю, в горах-то вы сохраннее будете… Но и там до вас добрались.

Ошеломленный Никита лишь хлопал глазами: ни Петро, ни Анна ни разу, ни жестом, ни взглядом, ни обмолвкой случайной не дали понять, что заметили Реликвию, довольно-таки неуместную на руке простого парня! Но Данила оказался сообразительнее!

– Анна, так вы давно заметили? И все поняли? Или… знали с самого начала?! И Петро знал?!

– Нет, муж мой бедный ничего не знал, он… Он не был… Знающим, – слово вырвалось, такое вроде обычное, и воробышком заметалось по комнате. Но изумило пуще грифа или орла какого мощнокрылого.

Недавний рассказ Хранительницы гор моментально всплыл в памяти. Так вот к кому Серафим отправлял их – к Анне! Несчастный Петро погиб, так ничего и не поняв…

Анна тяжело поднялась со стула.

– Родненькие, я все вам поведаю, дайте срок. А теперь мне нужно о теле мужа моего позаботиться… Негоже ему там лежать в горах, неоплаканному, по-христиански непогребенному.

Женщина собралась с духом и стала собираться куда-то, словно в одиночку могла извлечь тело из-под завала и похоронить его.

Но тут в квартиру позвонили.

Распахнув дверь, Анна отшатнулась: на пороге стоял Петро. Живой-здоровый, только в синяках, багровых ссадинах и какой-то серый с лица… «От переживаний, должно быть!» – мелькнуло в голове сердобольной Насти, прежде чем она окаменела от испуга. За воскресшим из мертвых топтались бледные до синевы иноки и робко улыбались: хороший человек жив оказался – не чудо ли?!

Данила с Никитой, озарившись, бросились к Петру, стали теребить его, хлопать по плечам, расспрашивать – он морщился, мычал что-то невразумительное, они подхватили его, потащили в дом, осадили, налили, – радости их не было предела! Еще бы – с того света человек вернулся! А что перстень сиял как подорванный – но он в последнее время только и делал, что в истерику впадал, надоело уже! Никита решил, что на этот раз таинственный камень так вот радуется. На то, что в комнату вместе с Петром ворвался неприятный, затхлый запах – и вовсе внимания не обратил. Мало ли чем от пролежавшего всю ночь среди камней мужика пахнуть может?

Настя двинулась было им вослед, но что-то заставило ее оглянуться. В прихожей, застыв – одни глаза остались! – стояла, припав к стене, Анна и молча, страшно смотрела вослед воскресшему любимому мужу. В глазах ее читался уже такой ужас , что Настя осталась рядом, смутно понимая: причин для ликования нет никаких…

– Что? Что с вами?! Он ведь жив остался! – и тут девушка осеклась. Анна прошептала еле слышно:

– Он… он ведь меня даже не заметил. Молчи, виду не подавай. Господи, беда-то какая!

А в гостиной ребята расспрашивали Петра о подробностях чудесного спасения, сами махнули по рюмашке, братьям налили, – их мальчишеские души никак не могли успокоиться от радости и облегчения! Воскресший хозяин дома расположился во главе стола и, морщась от ссадин и синяков, принялся рассказывать: и как он проскочил лавину, и как она его все же краем задела, камень в голову попал, присыпало маленько, он и выключился, а к утру очнулся, дополз до машины, и вот – здесь, и все хорошо, и как только… и снова поедут… и он им еще много чего покажет…