На другой день позвонил Сергий, сказал, что местоблюститель патриаршего престола должен быть у себя в Патриархии, поскольку для церкви светских праздников во дни рождественского поста не существует. Никита мигом собрался и поехал в Свято-Данилов монастырь. Что говорить и как себя вести, он ясно не понимал, ничего не «выстраивал», – решил положиться на интуицию и добрую волю Дамиана.
Когда Лазарев появился в секретариате, там находился только нервно вскочивший отец Верещанский. Судя по испуганному лицу, по забегавшим глазкам, ему были даны четкие указания не пускать Никиту и вызвать на подмогу охрану. Что он и попытался сделать, схватив мобильник. Но Никита быстро его «разоружил» и мысленно приказал успокоиться. Сапфир обрадованно сверкнул, и священник застыл столбом, вперив пустой взгляд в шкаф с бумагами.
Когда хранитель перстня возник на пороге кабинета, Дамиан сидел за большим столом, изучая какие-то документы. В мужестве ему было не отказать: спокойно отложил папку, указав Никите на посетительское кресло.
– Ну, вот, сын мой, ты и появился.
– Да, Ваше Высокопреосвященство, и должен просить прощения, что осмелился побеспокоить, что называется, без стука… Но, боюсь, у меня не было выбора.
Изумление мелькнуло в глазах митрополита Смоленского и Калининградского. Было очевидно – совсем не такого начала разговора он ожидал. И не ожидал таких речей от бывшего простого спецназовца. Но с трагической смерти Алексия много воды утекло, хотя и месяца еще не исполнилось…
Перед местоблюстителем престола, при всем почтении к сану, стоял
Дамиан совладал с собой и продолжил тем же отеческим тоном:
– Напрасно ты скрыл от меня то, что взял реликвию. Так вот она какая… – перстень на руке Никиты засиял радостным синим огнем – Никита уже научился понимать настроение реликвии.
Митрополит побледнел, ожидая воздействия. Он был умен и без особого труда догадался, что священный Сапфир обладает какими-то необыкновенными возможностями. Если искренне веришь в сошествие Благодатного Огня на Пасху, то остальные чудеса уже не кажутся безумием.
Но Никита вдруг опустился на одно колено и проговорил:
– Благословите, владыка…
Дамиан медленно поднялся из кресел и сотворил крестное знамени над склоненной головой хранителя святыни, все еще ничего не понимая.
А у Никиты словно открылось второе дыхание – он этим славился еще с солдатских времен, когда надо было во что бы то ни стало добежать через смертельно опасную «зеленку» и спасти погибающих товарищей.
Глухим от волнения голосом он произнес слова, завещанные ему покойным патриархом:
– Никто, кроме вас… Ваши враги оказались и моими врагами, и я не хочу, чтобы они победили. Если будет на то воля Божья, вы станете патриархом. Как бы им ни хотелось обратного.
Взор Дамиана увлажнился. Он был политиком и шагал к высшей власти уверенно и давно уже не доверял никому… Но, возможно, впервые почувствовал всю бездну одиночества, на которое обрекает человека пресловутая «высшая власть».
– Встань, сын мой. Думаю, тебе и дальше надлежит хранить реликвию. Полагаю, она в надежных руках… А теперь ступай, будь вновь под защитой Церкви. Сегодня ты выполнил свой долг, мне же предстоит выполнить свой…
И Дамиан нашарил слегка дрожащей рукой мобильник, валявшийся на столе, среди бумаг…
Никита обернулся в дверях: Дамиан провожал его задумчивым взглядом, прижав к уху трубку…