Последняя тайна пещеры

— Ты безобразно задерживаешься в школе! Тебя совсем не видишь дома! Что ты делаешь после уроков, не понимаю! Отцу, конечно, твои занятия неинтересны, но мне изволь все говорить, все…

Таким градом упреков встретила меня мама.

— Да ничего особенного не было, — ответил я, — сегодня у нас — коллективная уборка класса… Папа дома?

— Давно уж сидит на диване и газету читает…

— Мама, — войдя в комнату, начал я довольно смело, — можно мне летом поехать к дяде Жене?

— А зачем это тебе понадобилось ехать к дяде Жене за тысячи верст? Мы сняли дачу! Мы, что же, для себя сняли дачу?

— Да ведь Оленька поедет… — Оленька — моя сестренка.

— А ты погляди на себя в зеркало, на что ты похож! Не зря в школе тебя зовут макароной. Макарона и есть! Смотреть противно!

— Папа, — перенес я огонь на отца, — почему мне нельзя поехать к дяде Жене?

Папа с трудом оторвался от газеты:

— Да, мальчик?

Я повторил вопрос.

— К дяде Жене?.. Мм… видишь ли, неудобно без приглашения. И потом — далеко ехать — дорого…

— А если бы он меня пригласил?

— Ну, тогда….

— Тогда, — вступила в разговор мама, — я бы ему ответила, что коли своих детей бог не дал, так нечего чужих сманивать!

— Фу, Даша, что ты говоришь? — болезненно поморщился отец и даже газету отложил в сторону. — Твой брат — отличный человек, умный и сердечный. Уж ему-то можно доверить Толю…

Они спорили минут пять — даже обо мне забыли.

«Что ж, — подумал я, — один рубеж взят. Папа на моей стороне»…

И вдруг — звонок:

— Заказное Сундукову!..

В жизни бывают такие совпадения, каких и в кинофильмах не увидишь: письмо было от дяди Жени. Оно пришло именно в ту минуту, когда моя затея висела на волоске.

«Дорогой Толя — прочел я вслух. — Я очень буду рад твоему приезду. Мне кажется, ты и Миша приняли правильное решение…» — тут я прикусил язык.

— Что это за правильное решение? — подняла ко меня глаза мама.

— А я писал ему, что мы с Мишкой хотим… хотим сделать доклад о работе дяди Жениной станции, — быстро соврал я и продолжал читать:

«Ни ты, ни твой друг не будете мне в тягость. Если сейчас у папы с мамой мало денег, то напиши мне, и я вышлю на дорогу. По приезде потолкуем обо всем прочем…»

— О чем таком прочем? — опять прервала меня мама.

— Ну, как ты не понимаешь? Обо всем, значит, и о прочем.

Папа улыбнулся и закрылся газетой. Хороший у меня папка!

— Ладно, уезжай к своему дяде Жене, уезжай, коли тебе родная мать надоела! — И мама вышла из комнаты.

Очень неприятно, даже тоскливо делается, когда мама так говорит. Но что делать? Я поступаю правильно — так сказал дядя Женя, а я ему верю.

Разведка

Когда мы с Мишкой исполнили незамысловатый танец дикого восторга и упали, отдуваясь, на диван, я сказал:

— Надо зайти к Сергею Сергеевичу. Это будет разведка. Что если он сам решит поехать на Кавказ? Вообще пора нам узнать всякие подробности о пещере…

— А ты не выдашь себя? — прервал меня Шилин. — Пойдем вместе.

Я ответил, что это-то и покажется подозрительным: оба будем задавать наводящие вопросы. Если уж я выдам наш замысел, то Мишка может это сделать не хуже, а значит опасность разоблачения возрастет вдвое.

Кажется, Мишку убедила моя арифметика, и он отпустил меня.

Снова я приехал за Невскую заставу. На этот раз я без труда нашел нужную лестницу и вбежал на пятый этаж…

Дверь в квартиру Маркина оказалась незапертой, и я сделал глупость. Почему-то мне не захотелось звонить, а показалось вполне уместным войти и постучать в комнату нашего учителя. Я шагнул в прихожую, но услышал голос Ксаны и повернул назад. И тут — видно, где-то в квартире была открыта форточка — от сильного потока воздуха дверь захлопнулась.

Долго я жал и вертел круглую медную ручку — замок не открывался, и я попал в плен. Что за глупое положение! Стучать в дверь, за которой звучал низкий голос Ксаны, мне не хотелось. Может, она скоро уйдет?.. Я забился в угол за вешалку и стал ждать. Хорошо хоть в квартире никого не было. Понемногу я успокоился и стал прислушиваться. Говорил Маркин, голос его звучал тихо и мягко:

— Я уже не прошу о большем, но нельзя отказывать человеку в доверии.

— Молчите и оставьте мою руку в покое, — резко оборвала Ксана, — вы опять о том же? Я, кажется, запретила вам даже упоминать об этом, а вы опять…

— Эх, Ксана, — начал было Маркин.

— Вы ужасно самоуверенны. Вы были уверены, что сделали открытие, были уверены, что я почему-то обязательно должна ответить вам взаимностью, теперь вы уверены, что я встану на вашу сторону в споре с Балясиным… Вот Балясин — настоящий ученый и сильный человек. Он хозяин своим мыслям и чувствам. Уж он-то не решился бы на научное сообщение, не взвесив все «за» и «против».

Маркин тихо засмеялся:

— Ох, Ксана, вы не могли ударить меня еще больнее?.. Да ведь ваш Балясин — ничтожество! Я самоуверен? Да разве можно браться за дело без уверенности, что доведешь его до победы? Это же значит заранее обрубить себе крылья. Плох тот ученый, который, начиная работу, не слышит в своей душе голоса Ломоносова или Менделеева. Я, например, уверен, что каждый писатель носит в сердце мечту — писать, как Лев Толстой… Так разве это самоуверенность?..