Последняя Тайна Поля Гогена

– Говори, где девчонка.

Он что-то про фырчал, разбрызгивая слюной, расцветающей кровяными разводами на стекле. Моему терпению пришёл конец. Волна гнева накатила на меня. Я в ярости воткнул пистолет в его разбитые ноздри. Тогда он загорланил:

– Нет, нет!

Отвратительный запах наполнил салон машины. Запах дерьма в его штанах. Пинками я вытолкал наружу. Он распластался по жирной придорожной грязи. Дождь стекал по его лицу, которое представляло собой сплошную рану.

– Говори!

Бурчание было едва слышно из-за шума дождя о кузов машины, но мне показалось он сказал:

– Она уехала увидеться с отцом…

– Повтори.

Он бурчал, произносив слова, проглатывая букву «р». Язык примитивный и шепелявый выливался изо его рта.

– Я отвёз её на вокзал, посадил на поезд, чтобы она встретилась с отцом!

– Шнебель живёт здесь. Ей не нужно садиться на поезд, чтобы повидать его. Тогда получается, Шнебель не её отец!

– Нет, не настоящий отец, говорю вам!

Слёзы унижения бежали по его щекам. Он был похож на тюленя, выбравшегося из воды.

– Когда Шнебель женился, ей было уже одиннадцать месяцев. Он её удочерил и вырастил. Но он ей не родной.

Я не унимался:

– Что же ты тогда с ней возишься?

– Она помогает моим двум дочерям, когда у них проблемы в школе. И я обещал прикрыть её, если кто-то кинется её искать. Она просто хочет найти настоящего отца. Вот и всё!

Да, если всё, что он говорит, правда, я влип в большое недоразумение. Я набил ему морду ни за что. Дождь размазал всё его лицо, пропитал всю одежду. Кровь, смешанная наполовину с грязью на его одежде, делала его жалким. Я сказал:

– Поднимайся и всё рассказывай.

– Я знаю её пару лет. Когда моя старшая дочь пошла в третий класс, у неё было отставание по программе, и Гвен вызвалась ей помочь. Два раза в неделю она приходила к нам домой и помогала с уроками. Это здорово помогло Фатиме. Она хорошо успевает и сейчас в числе первых в классе.

– И к чему тогда этот цирк в ресторане «Хамелеон»?

– Я обещал ей, если кто-нибудь захочет узнать, где она, я её прикрою. Вы же, как собака влезли, всё разнюхивая. Вы бы сразу настучали, только бы я открыл рот!

Я пытался возразить:

– У меня смутное подозрение, не напади я первым, твоя трость обрушилась бы на мой череп, не так ли?

– Вам повезло, потому что я замешкался.

– Что касается меня, я обещал её отцу, тому кто её вырастил, найти Гвен. Получается, мы с ним в одной обойме. Так что извини, приятель, что попортил тебе лицо. Итак, где она?

– Я отвёз её на вокзал, посадил на поезд. Она сказала, что отправляется в Майен департамент Луары, в какое-то Шато, где живёт её настоящий отец.

– Я отвезу тебя обратно в Керве и отправлюсь искать место, о котором ты рассказал.

Я вынул из кармана четыре купюры по пятьсот евро и протянул ему в качестве компенсации за увечье. После минутного колебания он сунул деньги в куртку.

– Ну, ты щедрый чувак.

– Это тебе на лечение. Куда тебя отвезти? Где живёшь?

– Рядом с двумя большими башнями.

– Я верну тебя на место, но сначала приведи себя в порядок, сними куртку и почисть, а то ты воняешь. Ты знаешь, как зовут настоящего отца Гвен?

Он покачал головой и промямлил:

– Она мне ничего не сказала, кроме того, что теперь она знает, где он живёт, и что получила от него новости. А как насчёт приятеля, которого вы подстрелили?

– Не опасно, немного дроби в ногах. Он сам может подняться…Несчастный случай при обращении с ружьём. Дашь ему пятьсот евро. Он будет доволен, не так ли?

– Ладно.

В действительности парень был неплохой: немного великодушный, даже жалкий. Я должен признать, что допустил много ошибок и за отсутствием извинений, я думал, что деньги компенсируют мою оплошность и сделают его немым, как рыба. Если он их получит.

А пока я решил навестить Шнебеля и мать девчонки, поговорить и послушать, что они мне скажут. Направляясь в Лорьян, я много размышлял, и на память мне пришла мысль одного известного педагога:

«Каждый раз одна и та же история с приёмными детьми. Зачастую эти дети не испытывают нехватки в чем-либо. У них есть всё: и родительская любовь, и хорошее воспитание, и подарки, иногда слишком много. Семейный дом становится их домом. Никаких разногласий, даже если есть другие дети. Так что же тогда происходит?»

Примерно к десяти-двенадцати годам, когда начинается стремительный рост организма, навязчивая идея, как яд, проникает в голову подростка:

«Возможно, я не родной ребёнок в семье. Может быть, меня украли или купили. Мои приёмные родители вмешались в мою жизнь, не спросив моего согласия»