Последняя тайна Распутина

Их связным с британской резидентурой и стал Освальд Рейнер. Его статус тоже имел значение: он был не только офицером британской разведки, он являлся личным представителем Георга V, осуществлявшим роль курьера между королем и русским царем. Таким образом, будущее убийство должно было иметь символическое и назидательное значение. Жертва должна была представляться врагом всего русского народа, ну, и, конечно, англичан, если бы их след был выявлен. Поиски возможных убийц среди русских, видимо, провалились, потому что тот, кто должен был быть только связным и только руководителем этой группы, оказался и киллером из закрытого автомобиля.

4.

10 марта 1961 года в провинциальной газете Nuneaton Observer вышла статья-эпитафия «Смерть блестящего ученого». Но подзаголовок к ней был отнюдь не с академическим налетом. Он разъяснял, о каком ученом идет речь: «Он был во дворце, когда был убит Распутин».

Есть смысл привести текст этой надгробной публикации полностью:

«6 марта майор Освальд Рейнер умер мирно в его доме в Оксфорде. Майор Рейнер был кузеном г-жи Д. С. Джонс, из Олд-Мидоубалкингтон-Лейн, Нунитон. Он был блестящим ученым, дипломированным адвокатом и бегло говорил на пяти языках, включая русский язык. Во время Первой мировой войны он стал посланником короля, и в его обязанность входило поддержание сообщения между Букингемским дворцом и Санкт-Петербургом. Он был личным другом принца Юсупова, который организовал заговор против Распутина и был на самом деле во дворце, когда Распутин был убит.

Позже, когда принц написал книгу о Распутине, майор Рейнер перевел ее на английский язык. На нем лежала и печальная обязанность объявить королю Георгу V о трагической гибели русской царской семьи в 1918 году. У майора Рейнера были свои корни в Нанитоне, дедушка покойного Томас Рейнер был менеджером Газового завода в Нанитоне многие годы».

Как видно, эта эпитафия в скромной газете должна была быть данью жизни таинственного человека, бывшего во дворце Юсупова ночью 17 декабря.

5.

20 декабря 1916 года (4 января 1917 года по новому стилю) в далеком Лондоне в «Дейли Миррор» на первой странице публикуется фотография Феликса Юсупова и его жены Ирины. Под ней красноречивая подпись: «Тайна смерти монаха Распутина» и далее текст: «Принц Юсупов, чье имя связано со смертью монаха Распутина, и его жена, племянница Царя. Князь бывал в Оксфорде и был известен как Сумароков-Эльстон в Лондоне. Тело монаха было обнаружено в проруби на Неве. Указано, что он был убит в петроградском доме одной из самых аристократических семей в России и впоследствии брошен в реку».

Характерно что над шапкой «Дейли Миррор» был напечатан еще один интригующий и таинственный заголовок: «Мистер Вильсон знает немецкие мирные условия – Вражеское заявление».

Имелся в виду генерал Генри Вильсон, особо уполномоченный по делам России, наследник миссии покойного Китченера. Новая британская делегация во главе с ним ожидалась 6 (29) января 1917 года.

Эта странная газетная шапка была, видимо, адресована русскому монарху и российскому правительству. И англичане постарались донести до царя, что они имели в виду, но, правда, специфическим способом.

30 декабря 1916 года Николай II сделает в своем дневнике лаконичную запись: «В 11 час. принял англ. Посла Бьюкенена и Барка»[435].

Через несколько лет в 1923 году английский дипломат раскроет тайну их разговора, в котором прозвучало имя английского подданного, подозревавшегося в причастности к громкому преступлению, потрясшему империю.

Разговор, как явствует из мемуаров, затеял сам дипломат. Он не боялся показаться навязчивым. Бьюкенен считал своим долгом убедить Николая II в непричастности одного из своих соотечественников к ликвидации Распутина. В мемуарах, выпущенных в Лондоне шесть лет спустя после последнего царского новогоднего приема, сэр Джордж Бьюкенен вспоминал: «Я больше ничего не сказал о внутреннем положении, но, так как я слышал, что Его Величество подозревает молодого англичанина, школьного товарища князя Феликса Юсупова, в соучастии в убийстве Распутина, я воспользовался случаем заверить его, что подозрение это совершенно не основательно»[436].

Сам тон и неожиданный поворот в беседе вызывают подозрение, что инициатором этого разговора был все-таки не британский дипломат, а Николай II.

Заметим: ни в публикациях петроградских газет за 1916 год, ни в документах полиции и прокуратуры имя этого англичанина оглашено не было. Информация Бьюкенена основана исключительно на его осведомленности о том, что царь знает о причастности молодого англичанина к убийству.

Кто мог быть источником этой информации для Николая II и мог ли такой человек быть вообще?