Последняя тайна Романовых

«Приехали в Екатеринбург на вторые сутки усталые и злые, ночью этого же дня я выехал старшим конвоя для сопровождения в Пермскую ЧК дочери короля сербского Елены, жены одного из великих князей, с ней сербская миссия, полковник Медичи, его холуй, и человек 20 свердловских буржуев, всю эту честную компанию я доставил благополучно»[9].

Да и белые, как уже говорилось, город не штурмовали, чего-то ожидая. Но эвакуировать Романовых почему-то не стали.

В начале июля рабочих из дома Ипатьева турнули. Новым комендантом был назначен чекист Яков Юровский – не простой чекист, заметьте, а член Президиума Уралсовета, член Коллегии ОблЧК и председатель следственной комиссии ревтрибунала. Кстати, тоже друг Свердлова. Странно, что деятель такого уровня болтается на должности коменданта. Ему что, больше заняться нечем?

Но еще более интересен вопрос – зачем туда вообще пришли чекисты? Считается, что это было проделано в порядке подготовки к расстрелу. Однако – смысл? Расстрелы проводились просто: пришла команда, старший предъявил предписание, забрали заключенных – и дело с концом. Для этого совершенно не требуется особо надежная охрана.

В ночь с 16 на 17 июля, около двух часов ночи, Юровский приказал разбудить арестованных. Под предлогом того, что в комнатах наверху находиться опасно, их привели в подвал и там расстреляли из наганов. Трупы сразу же вывезли в лес, к заброшенной шахте, и попытались уничтожить, предварительно раздев. Впоследствии Юровский утверждал, что два тела сумели уничтожить, а остальные вывезли далеко в лес и там закопали.

Вот такая странная вышла история…

Ну, и что же тут странного?

Кто принимал решение?

В первую очередь не понятно, по чьему приказу действовал Юровский.

Официальная советская версия гласит: решение принял Уральский Совет. Для ее озвучивания предоставим слово Марку Касвинову. Красиво пишет – прямо роман какой-то…

«12 июля 1918 года в здании Волжко-Камского банка заседает Уральский Совет. Председательствует Белобородов. Заседают с раннего утра. Выступления ораторов исполнены страсти. Реплики резки, подчас неистовы: решается участь бывшего царя…

Сколько времени длилось заседание в банковском зале, не мог бы, наверное, сказать никто из его участников. Уже далеко за полночь Белобородов встал и объявил голосование. Исполнительный комитет единогласно выносит решение. Члены президиума – в их числе Белобородов, Голощекин, Дидковский и Толмачёв – скрепляют приговор своими подписями»[10].

Вот ведь как интересно: заседал Уральский Совет, а голосовал исполком (совсем другой орган). Сидели с раннего утра до полуночи, стало быть, ругались отчаянно – а проголосовали единогласно, ни один, даже самый упертый сторонник Москвы, не поднял руку «против». Наконец, главный вопрос, смущающий наивную душу: где протокол заседания, где приговор? Большевики относились к архивам трепетно, советская история сохранила огромное количество самого разнообразного бумажного мусора. Но почему-то протокол этого исторического заседания никем не найден и не предъявлен. Хотя всем участникам казни – большевикам предстоял очень неприятный разговор с Лениным. Колчаковский следователь Соколов раскопал на екатеринбургском почтамте его грозные телеграммы с требованием «взять под охрану царскую семью и не допускать каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае собственной жизнью». Нет, конечно, Ильич страшными угрозами бросался, как семечки щелкал, – но чтобы уж совсем не опасаться… И единственная отмазка уральцев-большевиков – этот несчастный протокол: мол, мы бы и хотели следовать вашим указаниям, Владимир Ильич, но решение Совета обязаны были выполнять.

Далее. Коли уж принято такое решение, уральцы должны были сообщить о нем в Москву. Свердлову или Ленину, открытым текстом или шифровкой – но должны были отписаться, получить люлей, снова отписаться… Однако ни одной телеграммы история не сохранила. Наконец, свидетельства очевидцев… Совет – огромный орган, тем не менее о том заседании никто ничего никогда не вспоминал. Воспоминания о самом расстреле всплыли аж сорок пять лет спустя. О заседании – полная тишина.