Последняя теорема

— Я же никогда не говорила, что в этом нет совсем ничего хорошего.

Когда Сураш уехал на своей диковинной машине, проводивший его Ранджит вернулся в дом.

— Замечательный старик, — сказала Майра.

Ранджит согласился без раздумий.

— Знаешь, где он успел побывать на своем чудо-вездеходе? Начал с Нагулесварама, это к северу от Джаффины. Не знаю, сколько еще храмов он посетил, но оказался в Муннесвараме — не так далеко от Коломбо — и решил, что грех не заехать в нам. А теперь он направился на юг, в Катиркамам, хотя этот храм в основном посещают буддисты. Думаю, он и в терминал космического лифта наведается. — Ранджит задумчиво добавил: — Знаешь, он очень интересуется наукой.

Майра пытливо посмотрела на мужа.

— В чем дело, Ранджит?

— Да так… — Он небрежно пожал плечами, но от жениного вопроса отделаться не удалось. — Ну, во-первых, когда я провожал старика, он напомнил, что я по-прежнему являюсь владельцем отцовского дома и тот стоит пустой.

— Да, но у тебя здесь работа, — возразила Майра.

— Я так и сказал Сурашу. А он спросил, не удивляет ли меня то, что дряхлый монах так легко рассуждает на научные темы вроде устройства своего нового автомобиля, и добавил: «Всему этому, Ранджит, я научился от твоего отца. Можно быть верующим человеком, но при этом любить науку». А потом он вдруг стал очень серьезен и спросил: «Как насчет обратного? Может ли человек любить науку, но при этом почитать Бога? Как насчет твоих детей, Ранджит? Какое религиозное образование ты им даешь?» Сураш не ждал ответа, потому что знал, каков он будет.

— Понятно, — кивнула Майра.

Она тоже знала, что мог ответить старому монаху ее муж. Супруги не раз обсуждали религиозные темы и придерживались единой точки зрения. Если Ранджит приводил цитату малоизвестного философа двадцатого века: «Все религии были изобретены дьяволом, чтобы скрыть от людей Бога», то Майра отвечала ему: «Величайшая трагедия всей истории человечества, быть может, состоит в подмене морали церковью. Церковь не знает, как быть с моралью. Церковь считает, что мораль диктуется волей несуществующей личности».

Однако Майра знала, что ее муж очень любит старого монаха. Она не нашла слов, которые удовлетворили бы обоих, поэтому сменила тему разговора:

— Ты заметил, когда вошел, что Роберт делал для Сураша?

Ранджит недоуменно заморгал.

— Нет… то есть… погоди минутку. Он складывал какой-то маленький пазл?

— Не такой уж и маленький. Этот пазл состоит из пятисот деталей. И наш сын занимался кое-чем еще.

Она умолкла и улыбнулась. Ранджит, что называется, попался на удочку.

— Ты мне скажешь, чем он занимался, или нет?

— Лучше покажу. Пойдем в детскую.

По пути она не проронила ни слова. Роберт сидел перед экраном компьютера и рассматривал картинки со зверями. Родителей он встретил лучистой улыбкой.

— Роберт, милый, — сказала его мать, — может быть, ты покажешь папе пентомино?

То, что сын заинтересовался пентомино, изумило отца. Ранджит и сам очень любил эту игру, когда ему было лет пять-шесть, и не кто иной, как он, пытался увлечь ею мальчика, терпеливо объяснял, как обращаться с квадратиками. «Ты же знаешь, — говорил он, — как выглядит костяшка домино? Два квадратика, скрепленных между собой. А если склеить три квадратика, получится тримино, а из трех квадратиков можно сложить две фигурки. Одна будет похожа на заглавную букву I, а другая на заглавную букву L. Понимаешь, о чем я говорю?»

Роберт очень серьезно следил за отцовскими манипуляциями, но не говорил, понимает или нет. Тем не менее Ранджит продолжал объяснять: «Если ты возьмешь четыре квадратика, это будет называться тетрамино, и с помощью тетрамино можно сложить пять фигур».

Он быстро сложил эти пять фигур.

— Повороты и отражения не считаются, — добавил он и объяснил сыну, что такое повороты и отражения. — Конечно, фигурки, которые получаются из тетрамино, не слишком интересны, но, когда ты возьмешь пять квадратиков, из них можно составить столько всего!

Затем он сказал Роберту, что существует двенадцать фигурок по пять квадратов, и если составить их друг с другом, получится картинка, состоящая из шестидесяти квадратиков.

Тут сразу возник вопрос: а можно ли вымостить пентаминошками, скажем, прямоугольник, у которого по одной стороне лягут пять квадратиков, а по другой — двенадцать? Или длинный и узкий прямоугольник — со сторонами два и тридцать квадратиков? Причем можно ли это сделать так, чтобы не осталось ни одной пентаминошки?

Ответ в свое время изумил пятилетнего Ранджита. Оказывается, это не только возможно — существует не менее 3719 способов! Для прямоугольника со сторонами шесть на десять квадратиков вариантов составления было 2339, а со сторонами пять на двенадцать — 1010 и так далее.