Последняя точка

Вдруг святой Георгий сказал: «Смотри, смотри, вот Царица Небесная спускается сюда». Я взглянула и увидела Величественную Жену, красоты неизреченной, в короне и в порфире. Она спускалась по воздуху, улыбалась и близко подлетела ко мне, так что я хотела обеими руками схватить Ее, и я воскликнула: «Царица Ты Небесная!» Она улыбнулась, перекрестила меня три раза и тихо сказала: «Святой Георгий, возврати эту душу обратно». Святой Георгий сказал мне: «Молись Ей, молись всегда. Она Заступница всех христиан, день и ночь Она молится перед Сыном и Богом, а особенно молится за иноков, чтобы они не посрамили ризы Ее, которые носят». Тут я увидела, что все попарно идут прикладываться, и я со святым Георгием прикладывалась. На аналое лежало Евангелие и икона Знамения Божией Матери.

Когда мы вышли из храма, то пошли в храм рядом с этим, но гораздо меньше. Посреди храма — три стола, вокруг которых стояли прекрасные юноши, сидели отроки и плели венки из разных цветов, насыпанных на всех столах в великом множестве. Юноши эти учили отроков плести венки, все они вместе очень хорошо пели «Аллилуия». Среди этих отроков я увидела своего племянника, который умер в этом году: он, увидя меня, улыбнулся, но не подошел ко мне, и мне сделалось очень обидно, что он не заговорил со мной. Здесь я долго стояла, и мне не хотелось уходить, но святой Георгий взял меня за руку, и мы пошли из храма. На мой вопрос, для кого плетут эти венки, святой Георгий ответил: «Для праведных». Недалеко от этого храма я увидела три обители, о которых святой Георгий сказал мне: «Это обитель Введенских Игумений». Когда мы подошли к ним, то из одной обители вышла недавно умершая наша игуменья Рафаила, она обратилась ко мне и сказала: «Ты, Феклушка, здесь уже? Да я тебя еще не возьму, тебе надо еще потрудиться в своей обители». Еще спросила у меня, как поживаем, и когда я стала ей рассказывать, то она сказала мне: «Я знаю, все знаю. Помоги, Господи, матушке Аполлинарии, я за нее и за всех сестер молюсь». Когда матушка отошла от меня, я пошла к красивому домику, у дверей которого увидела свою старицу монахиню Людмилу, она отворила дверь и радостно сказала: «А, и ты пришла сюда, да тебе еще рано, я еще не возьму тебя». Она ввела меня в келью, где находилось множество икон, здесь у нее было очень хорошо. Потом она села к столу и что-то писала. Вдруг послышался звон и старица сказала: «Теперь возвращайся домой, а мне надо идти к обедне».

Когда я вышла от нее, то встретила матушку Поликсению. Она очень обрадовалась, увидев меня, и сказала: «Ах, Феклушка, ты уже здесь? Но ведь тебе еще рано». Крепко меня обняла и показала свою келью: это был красивый одноэтажный домик. Она сказала: «Я все знаю, молюсь за своих келейных и жалею их». Только она отошла, как я встретила первую мою старицу, старшую при молочной на скотном дворе. Она тоже очень обрадовалась и крепко меня обняла, говоря: «И ты, Феклушка, пришла к нам?» Я спросила у нее: «Матушка, ведь вы — умершая, хорошо ли вам здесь?» — «Было раньше не особенно хорошо, — отвечала она, — сама знаешь, с народом жила, много греха набралась, но сестры в шесть недель умолили за меня, теперь мне хорошо». Она отошла от меня, а я осталась стоять среди поля. Тут явился святой Георгий, и мы пошли дальше. Поле становилось все красивее, вдали виднелись ворота.

Тут я увидала, что посреди поля идут монашествующие, все больше полками, в белых, светлых и парчовых мантиях, в золотых и серебряных венцах. Много шло святителей в золотых одеждах, в венцах и с крестами. В пятом полку узнала своего священника, очень хорошей жизни. Впереди монахинь шли игуменьи с посохами. Много узнала своих умерших сестер, некоторые рясофорные были в белых мантиях, с золотыми венцами, а другие — в белых с серебряными венцами. Некоторые несли букеты из чудных цветов. Все знакомые монахини кланялись мне и улыбались, а одна послушница сказала: «Феклушка, и ты пришла к нам! Да не совсем — вернешься обратно». Во главе священства шел святитель в митре, весь в золоте и с крестом в руке. В пятом полку узнала трех иеромонахов большого Тихвинского монастыря, в том числе и отца Клавдиана с крестами в руках. Все они были веселы и все как будто в одних годах, лет тридцати. А мирские шли по краям с двух сторон, их было так много, как в воздухе комаров, все они проходили в ворота.