Последняя треть темноты

Отец Герр слегка побледнел. Он как наяву вдруг увидел свою супругу в домашнем платье и покойную мать, и мать своей супруги, и свою тетушку: все они суетились в спальне и говорили, мол, не стоит оставлять второго ребенка, потому что денег нет, нет места в доме, словом, второго ребенка просто не потянуть. Супруга воспринимала доводы совершенно спокойно и даже почему-то соглашалась, хотя согласна не была. Только тетушка, маленькая, худенькая и почти прозрачная, совсем старая — молила родственников не брать греха на душу. Отца Герра тогда еще не рукоположили, но тетушка знала, как сильно он верует в Бога, и потому решилась прибегнуть к маленькой уловке, сказала отцу будущего ребенка: «Заклинаю тебя не делать этого во имя Иисуса Христа». А он разъярился, как скотина, и ударил старушку по щеке: «Не смей шантажировать меня Христом».

— Хорошо. Давай попробуем. Ну, что ты стоишь? Давай разбудим его и поговорим.

Гантер улыбнулся, словно не было ночи, не было взрыва, а время отматывалось назад и меняло прошлое.

— Спасибо, папа.

Они вместе открыли дверь в большую комнату. Гость ушел по-английски.

Спустя два дня Армель появился в новостях. Он пырнул ножом полицейского, пытавшегося задержать его на границе, застрелил сотрудника аэропорта, а в тюрьме заявил, что ни минуты не жалеет о содеянном.

* * *

Доктор Зольцман не имел ни малейшего понятия о том, что чувствует. Ему, пожалуй, хотелось снять медицинский халат, уехать куда-нибудь в загородный дом и сидеть там в кресле на крыльце или на веранде в компании с ящиком пива. И не бриться, и не мыться, и ни с кем не разговаривать. Вот и все.

Он привык справляться со сложностями, с такими случаями, за которые никто не берется. Он так хотел вылечить Васю Петрова, что совершенно забыл свою любимую заповедь:

«Нужно несколько лет, чтобы научиться лечить, и вся жизнь, чтобы научиться не делать этого».

Ночью в больнице тихо. Только храп доносится из некоторых палат. А иногда кто-нибудь из пациентов не может уснуть и начинает бродить по коридорам в поисках дежурного врача и клянчить корвалол или укольчик лоразепама. Беременным ни то, ни другое, конечно, не дают.

Никто не обязывал доктора Зольцмана дежурить. Он сам вызвался — ему не спалось, не работалось и не отдыхалось. Он сидел за столом в кабинете и заказывал по Интернету билеты домой. По коридору кто-то протопал. Зольцман не обратил на это внимания. Послышались скрежет и звук падения чего-то о кафельный пол — должно быть, кто-то из пациентов во сне опрокинул капельницу.

Зольцман нехотя поднялся со стула и покинул кабинет. Больница снова затихла, и понять, откуда доносился шум, было сложно. Вдруг Вася Петров закричал.

Три тени, которые Зольцман увидел в темноте, при свете ламп выглядели как три гриба-уродца на лесной поляне: бывший кассир-сморчок, Антон-гнилой-моховик и бывший терапевт-ложный-белый-на-низкой-толстой-ножке. У всех были красные щеки и ошалевшие глаза.

— Тут-то их бы и свинтить. И не таким рубили головы… — Вася Петров подал слабый голос. — Жаль, что в России нет смертной казни. — Вася попытался приподняться на подушке, но наручники не позволили завершить движение, и пациент застыл в нелепой позе, вытянув худое тело.

— Я вызываю охрану, — Зольцман нажал на кнопку, и через секунду появились двое. — Проводите этих людей к выходу и не отпускайте, пока я не вернусь, — сказал врач.

— А полицию вызвать? — басом спросил один из охранников.

— Пока не надо. Подождите, пока я подойду.

— Казнить нельзя помиловать, — блаженно улыбнулся Вася Петров.

Вихляясь, издавая невнятные звуки, потея и втягивая сопли разочарования, хулиганье бочком вытекло из палаты. Когда конвой захлопнул дверь, Зольцман поглядел на Васю вопросительно — в том, что пациент знаком с этими рылами сомнений не возникало.

— Брат со своими дружками.

— А кто они такие?

— Братец торгаш, другие — не знаю. Явно не добропорядочные граждане. Но глупость их просто уморительна, — Вася то ли покашлял, то ли посмеялся.

— Ну хорошо… А явились они зачем среди ночи?

— Док, я не самый проницательный человек в мире, но, по-моему, они хотели сделать со мной что-то нехорошее. Вроде увезти меня куда-то собирались.

— Зачем?

— Не знаю. У них спросите.

Вася отвернулся от врача и закрыл глаза.

Зольцман молча направился в комнатку охраны. Омерзительная троица сидела смирно. Даже раскрасневшийся сильнее остальных терапевт не рыпался.

— Прежде чем вызывать полицию, я бы хотел узнать, что вы здесь забыли посреди ночи? — вежливо спросил Зольцман.

Все натужно молчали. Наконец, терапевт надломился:

— Мы хотели… ну… чтобы жизнь была… другой.

Зольцман на секунду онемел, затем вдруг взорвался нездоровым смехом: «А-ха-ха-ха-а-а-а-а-ха… ха…». Врач приподнял очки и вытер неестественные слезы.