Последняя Великая Охота

Что же дальше? А вот что: я не записывал, только наслаждался. Теперь нужно сделать запись и послать ее Всесовету. Там, конечно, поднимутся на дыбы — проворонить такую планету! И родичи мои взбесятся. Хорошо!

Да, в клане я паршивая овца, а всему виной моя страсть к охоте. Я переступил их — Коновых — закон, они признают эту страсть лишь у старшего в роду, ему передают права (и оружие, библиотеку).

Что делать?.. Возьму-ка ружье, заряжу его и выстрелю в сердце, глупое и страстное. Роботы похоронят меня. Я сольюсь с этой планетой, где имел высшие радости.

Нет! Лучше не думать!

Я напрягся, пытаясь сделать мозг тугим мертвым куском, — заболели надбровья. Теперь мозг действовал как плохонькая, разбитая ударом ЭВМ. Я установил связь с гномами, снова положил кусок Первичного Ила в анализатор. Тот же ответ, тысяча триста шестьдесят пятое подтверждение, что он мертвый.

А датчики?

Я ходил от прибора к прибору: мертво, мертво, мертво… Я убил, а виновата охота.

Любовь к ней у меня в крови. Охота!.. Когда я вспоминаю долгий ряд своих предков, то вижу их уходящими во тьму лесов (их звали странным словом «тайга»). Предки были русскими, они всегда охотились.

Приметалась к нам только кровь бабки Мод, саксонки с золотистыми волосами. Но руки ее предков тоже в звериной крови; они охотились в Африке, Индии, по всему свету.

И в душе бабки не умирало стремление к охоте. Именно из-за Мод нас изгнали с Цезарины. Мод сняла ружье со стены и прикончила одним выстрелом всем осточертевшего филартика, шатавшегося по окрестностям, нарушавшего покой, грабившего сады. Заряд ее ружья настиг его в момент, когда он уходил.

Я могу себе представить его перевоплощение в смерти! — из зверя в сплетение зеленых и желтых нитей, искривших электрическими разрядами.

Никто на свете не знал этого — до выстрела моей бабки в грабителя-филартика. Казалось, должны сказать спасибо.

А что получилось?.. Филартика увезли в Институт, бабку и деда вышвырнули на Глан: убит запретный зверь!

Дед поселился в том месте, откуда был хорошо виден Гавриил Шаров, высеченный из целой горы каким-то сумасшедшим. Около и был наш дом.

Великий астронавт смотрел на дом, на равнину, сам из красного выветривающегося песчаника.

Под его взглядом я бил фиглей из рогатки и мечтал быть великим охотником.

Да, руки мои в крови той дичи, что так скупо водилась на Глане. Этим они походили на сильные руки предков, бывших великими охотниками: один охотился на китов с ручным гарпуном. А другой?

Сначала он добывал слоновую кость, потом сел хранителем африканского заповедника. А если я поднимаю древнюю память (мучительнейшая процедура, рождающая тяжелые головные боли), то вижу других, на костре обжигавших концы копий, чтобы охотиться успешно, с упоением и сладостью.

Или погибнуть на охоте.

И уж конечно, я знал о мечте клана. Судьба же меня гнала в сторону от охоты. И хотя я вопил, что буду, буду, буду охотником и поеду на планету Фантомов, я кончил сельскохозяйственный институт. И если сейчас вы едите сытный хлеб, розовый и немного странного привкуса, значит, в нем есть зерно так называемых «шагающих» пшениц. Те, что слоняются всюду, где есть хоть крупинка жирной земли, а ко времени обмолота приходят обратно.

Я был счастлив только с ружьем в руках. Но охотились теперь лишь на вновь достигнутых планетах.

Кровь предков гоняла меня по диким планетам, пока я не попал на Маб и там не встретился с Сергеевым. Он был дальним родственником и врачом. Он знал решение и законы клана. И даже брался вывести страсть к охоте из меня простейшей операцией. Мы спорили, так как я не соглашался.

Это было неплохое время: Сергеев сидел у камина в том минимуме одежды, который разрешала носить жена. На его груди рыжая шерсть горела в отсветах камина. Надежда колдовала с кастрюлями, пытаясь соорудить нам приличный ужин, я глядел на стену, которую Сергеев увешал древним оружием. У него было даже пулевое ружье!..

А потом Сергеев умер и завещал это ружье мне.

И тогда-то я доказал, что цепь охотников шла ко мне, что она замыкалась только мною, вспыльчивые, небрежно одетым агрономом, человеком с покатым лбом мечтателя, который нигде не приживался, не заводил семью, мотаясь от одной пограничной планеты к Другой.

Я добился, чтобы меня послали на планету Фантомов наблюдателем.

Трава — высокая — прикрывала зверя своей тенью. Но когда зверь двинулся, я удивился, что не видел его. От травы была в нем только полосатость, а все остальное совсем, совсем другое. Например, шкура красная…

Тигр шел ко мне… Ближе, ближе… Я кричу, а на меня с дерева глядит обезьяна.

Это огромная белая обезьяна. Вокруг снег, шерсть обезьяны заледенела, волосы торчат козырьком над круглыми голубыми глазами.

Почему крадущегося тигра сменила эта обезьяна?

А вот я на каре повышенной проходимости. Прыжок через пропасть! Кар повис в прыжке, колеса его медленно вращаются. Впереди же белые, черные, рыжие ящерицы. Они образуют тесный, слитый боками узор.