Последняя версия

Честно говоря, Славка высказал заветное мое желание — возвратиться в альма-матер, покинуть осточертевшее обличье пожарника-сторожа и заняться настоящим делом, которому я учился и которое, признаюсь, полюбил. Но согласиться, вытереть повлажневшие глаза, облобызать «благодетеля» мне мешало разросшееся за последние годы чувство собственного достоинства, распухшее самолюбие. Не привык быть кому-то обязанным, кого-то благодарить за помощь и поддержку.

Вот завершу начатое расследование, выведу на чистую воду убийц Вартаньяна и Тимофеича, тогда может быть и покаюсь, и попрошусь в уголовный розыск. Не в качестве вольнонаемного помощника пятого заместителя, а опытным сыщиком, имеющим пусть даже прежнее звание «старшего лейтенанта».

Приблизительно так и высказался. Строго и сухо без примеси сентиментальных эмоций.

— Твои проблемы, — задумчиво прокомментировал мой отказ Ромин. — Возможно, ты прав… Итак, завтра — в Москву?

— Да… Только, прошу, без страховки и слежки. Обещаю не лезть на рожон, не испытывать судьбу, которая однажды уже «подковала» меня…

Славка понял правильно и не стал ни обещать, ни возражать.

Погуляли мы с ним по улицам Кимовска минут сорок, не меньше, но и за это время успели обсудить кой-какие вопросы, найти им правильное, по нашему мнению, решение. Правда, я затаил многое, так или иначе касающейся невенчанной женушки.

Когда возвратился домой, Светка уже не спала — голодной тигрицей металась по квартире, на ходу грызя черный сухарик, запивая его водой из-под крана. Соответственно «бушевало» настроение.

— С твоей, так называемой, любовью скоро ноги протяну, — официальным тоном сообщила она мне о скорой кончине. — Раньше кофе приносил в постель, яишню жарил. Теперь — приелись, похоже, мои ласки, ни свет, ни заря убегаешь невесть куда… Признайся, к Соломиной? Неужели жирная бабища слаще меня, а?

Глазки гневно сверкают, наброшенный на голое тело халатик полураспахнут. Пришлось доказать приоритет Светкиной любви перед любовной неповоротливостью заведующей строительной лабораторией. Так убедительно, что образ соперницы потускнел и распался на атомы и молекулы.

— Тебе звонили, — слабым голосом пролепетала любовница прежде, чем окунуться в привычное для неё состояние сна. — По моему, кто-то из твоих сторожей… Сказал: перезвонит…

На большую информацию сил не хватило.

Минут через двадцать ожил телефон и я поспешно приник к трубке, как теленок к материнскому вымени. На излишне взволнованное: алло, слушаю вас — молчание. Только слышно дыхание человека — неровное, спазматическое.

— Кто это? Говорите.

— Константин Сергеевич? — прошептал низкий мужской голос. — Вас беспокоит…

Кто беспокоит я понял без представления — конечно, глава «крыши». Интересно, кому он звонит: мне или Светке? Ревнивое чувство зашевелилось где-то в обрасти желудка, запустило щупальце в горло…

Зря я так думаю о любовнице, если бы Волин домогался её — договорился бы во время моего отсутствия. Хотя разные бывают ситуации, разное настроение… И откуда взяла Светка, что меня ищет какой-то сторож? Странное, если не сказать, подозрительное, предположение.

— Я узнал вас, Семен Аркадьевич. Мы договаривались встретиться завтра.

— Договоренность остается в силе?

— Конечно… Но без окончательного решения — я ещё до конца не продумал ни положительного, ни отрицательного ответа и пока не готов…

Легкий смешок — одобрительный и презрительный, одновременно.

— Стартовая цена ваших услуг моей фирме не поколебала вашей верности Росбетону? Если так — назовите свою цифру. Могу заверить — соглашусь с любой…

Услышала бы последнюю фразу Светка — обеспечен сердечный приступ с истерическим уклоном. Много мимо меня прошло разного человеческого «материала», но таких жадных, как Светка, встречать не приходилось. При самом легком упоминании о деньгах по лицу пробегает гримаса и шевелятся наманикюренные коготки.

— Речь не о сумме. Не привык подводить людей, которые помогли мне в трудную минуту…

— Нынешний ваш хозяин уже дал добро…

Прежде словечко «хозяин» имело иронический подтекст, в послереформенной России возвратило себе истинное значение. В применении ко мне — больно резануло по самолюбию. Ибо если есть хозяин, то имеется принадлежащая ему «вещь», в качестве которой в данном случае выступаю я. Не даром же «хозяева» перебрасываются мной, будто теннистым мячиком… Видите ли, господин Пантелеймонов изволил дать добро…

— Мне кажется, разговор не телефонный… Буду в Москве — загляну…

Вот тебе, самонадеяный типчик, не к тебе еду — по своим делам, надумаю — загляну. Потому что — не раб и не «мячик» — самостоятельный человек, умеющий защитить свое достоинство. Не знаю, так или не так воспринял Волин мой выпад, но показалось — его шопот сделался более громким, в нем появились хриповатые интонации.

— Ожидаю в промежутке между десятью и одинадцатью утра. Запишите адрес офиса…

Как обычно, последнее слово осталось не за мной. Адрес и время — будто приговор, вынесенный невесть за какое преступление…