Последняя война

- Сидай, у ногах правды нэма. А може, хлопэць, з нами пидэшь на Вкраину?

- Я бы с удовольствием, но...

- Ну, тоди сидай та слухай.

Сидор Артемьевич был опять в своей мужицкой одежонке, и генеральская форма показалась Славке приснившейся во сне. Нет, не приснилась, потому что на пиджачке-то сияла Золотая Звезда Героя.

- Тут я хлопцам рассказываю, шо з нами було у Москви. О то ж булы у Пономаренка, беседувалы, на другый дэнь, вранци, булы у Климэнта Ефремовича Ворошилова, беседувалы. Их дило спрашивать, наше дило отвичать. А у вэчери того дня гукнулы нас к самому, булы у самого, у товарища Сталина Иосифа Выссарионовича. Ни думалы ни гадалы. Сыдив вин от так же, як я з вамы, во так вин, а во так я.

Зашевелились ковпаковцы:

- А як же вам, Сидор Артэмьевич, нэ страшно було?

- Нэ страшно? Як жеш так, колы вин сам перед очамы. Страшно. Сыдымо, а вин вийшов с трубочкой, поздоровался и каже: "Курите, товарищи". Уси до одного потянулись за папиросами, на столи лэжалы. Хто николы ни курыв, и той потянулся за папиросой. Вин каже: "Курите, товарищи", як тут не закурышь, уси закурылы. А ты кажешь, нэ страшно...

Славка еще при первой встрече заметил, что Сидор Артемьевич не может говорить без лукавства. Лукавил он и сейчас, говоря про страх перед Сталиным. Правда, страшновато было только первые минуты, а потом стало все просто, разговаривали долго, не только Емлютин докладывал, но была возможность сказать каждому какие-то свои слова. Сталин выглядел усталым, лицо бледное, видно, спит мало, сильно заметна была седина. "Важко ёму от циеи вийны, дуже важко, тяжело". Сидор Артемьевич даже пожалел товарища Сталина про себя, конечно, пожалел, как батьку своего, уставшего от большой беды. Сталин был доволен партизанами и тем, что они говорили, он даже шутил иногда устало. Емлютин говорил быстро, рапортовал без запинки. А Сталин старался кое-что записать, запомнить, да и не любил он торопливости, и сказал, перебив Дмитрия Васильевича:

- Товарищ Емлютин, вы куда спешите, в театр? Не торопитесь, успеете.

Все улыбнулись, Емлютин запнулся, потом стал говорить медленней. Он перечислял все, что было у партизан: пулеметы, пушки (и артиллерия есть, товарищ Емлютин?), танки, работают на скипидаре, столько-то орудий, столько-то минометов, снарядов, мин и так далее.

- Очень хорошо, товарищ Емлютин, но есть ли у вас винтовки, вы ничего не сказали.

- Простите, Иосиф Виссарионович, упустил. Есть, конечно, винтовки, четырнадцать тысяч штук.

- А патроны?

- Патронов имеем один миллион сто двадцать тысяч.

Опять все улыбнулись. Товарищ Сталин тоже улыбнулся.

- Все, что необходимо, забросим в лес, поможем, - сказал он. - Какие самолеты можете принять на своих площадках?

Дмитрий Васильевич сказал, что в партизанском крае два аэродрома, на которых можно принимать тяжелые самолеты.

- Вы не хвастаетесь, товарищ Емлютин?

Но Дмитрия Васильевича поддержали другие.

Сидор Артемьевич подробно рассказывал, ничего не забыл, а Славка слушал и думал, что хорошо он успел вовремя, одному ему Сидор Артемьевич и не стал бы так подробно рассказывать. Особенно о Сталине ловил каждое слово, представлял себе, как все было там в натуре, как ходил Сталин, как трубку курил, улыбался, шутил, какой он усталый был и бледный. Он мог бы слушать это без конца, потому что любил Сталина беззаветно. Фигура Сталина, лицо его, глаза с прищуром, крупные веки, жесты его и речь Славка видел это на портретах и издали на Мавзолее во время демонстраций, видел в кино, где изображали Сталина артисты, но Славке казалось, что это сам Сталин говорил и двигался на экране. И то, как Сталин спичку зажигал усталым движением, потом прикуривал и тушил ее тем же усталым движением, медленно отбрасывая в сторону, - это казалось Славке совершенством. Сочинения его читал Славка вслух, немного подражая грузинскому акценту, наслаждаясь при этом и акцентом, и глубоким смыслом, и совершенством сталинского слога.

- Сидор Артемьевич, - Славка хотел спросить еще что-нибудь о Сталине, когда остался один с Ковпаком, но не нашел, о чем спросить, и тогда, чтобы что-нибудь сказать, он сказал: - А почему вы, Сидор Артемьевич, не в форме, вам же генерала присвоили? Я видел вас в день приезда в генеральской форме.

- Ну ее, хлопчик, к бису тую форму. Так мини вдобно, - он оглядел свою мужиковскую одежонку, - а у той форми дужэ нэвдобно, до витру и то нэвдобно сходыть, як же ты до витру пидэшь, колы ты гэнэрал, пэрэд штанами гэнэральскими нэвдобно.

Смеется Сидор Артемьевич. Не хочет серьезно разговаривать со Славкой. Ладно, Славка не обижается, смейтесь, шутите, вам же вон куда идти, с боями, с риском, далеко идти, по всей Украине. Счастливого вам пути, Сидор Артемьевич.

18

Конференция, Москва, беседа со Сталиным, правительственные награды... Славка был взбудоражен этими событиями, и не только он. А в дальних отрядах уже шли тяжелые бои.