И все же, прежде чем пойти на столь ответственный шаг, он решил заручиться поддержкой и благословением своей крестной, пожилой одинокой женщины, которая жила в Лондоне. Пожалуй, это был единственный человек, которому он всецело доверял и к чьему мнению прислушивался. На следующий день после приема лорд Клиффорд сообщил леди Торнтон, что совершенно неожиданно возникли дела, которые не терпят отлагательств, и, попрощавшись со всеми, в спешке покинул поместье, пообещав непременно быть к балу.
Глава L
Предстоящая неделя накануне музыкального вечера обещала быть одной из самых насыщенных и грандиозных. На этот прием собиралось огромное количество гостей. С наибольшим волнением к нему готовились молодые леди, которым предоставлялась возможность в полной мере проявить свои музыкальные навыки и поразить приглашенных великолепным пением. Как правило, темы, затрагиваемые на таком приеме, были довольно легкими и непринужденными, под силу любому среднему уму. И если на научном вечере все помалкивали, опасаясь ошибиться и сказать какую-нибудь глупость, то здесь многие высказывались довольно смело и красноречиво.
Буквально за день до приема от Фредерика пришло письмо, а вернее два, для матери и Виктории. Понимая, что, написав лишь одной из них, он непременно заденет чувства другой, Фредерик решил написать обеим, хотя содержание посланий было примерно одинаковым.
Он сообщил, что уладил все дела и успел встретиться с друзьями. Среди которых, как всегда, собрались герцог Изенбургский, сэр Лонгмани мистер Льюис Кеннот, а также в этот раз к ним присоединился младший брат Льюиса – мистер Генри Кеннот.
В письме Фредерик указал, что выедет из Лондона в пятницу ранним утром, что позволит ему прибыть в поместье еще до обеда. Вероятнее всего, с ним приедут только братья Кенноты и герцог Изенбургский. Сэр Лонгман, к сожалению, не сможет составить им компанию.
Обрадованная такой новостью, Виктория с нетерпением ждала своего дорогого Фредерика. Что же касается Летти, то она и сама не могла дать четкой оценки своим чувствам. Миллион раз представляя встречу с Эдвардом, она готова была совершенно ко всему. То думала, что он безумно обрадуется при виде ее, потом решила, что отнесется с презрением, а возможно, просто сделает вид, что не замечает ее присутствия. Накручивая себя все больше и больше, она зареклась вообще думать об этом. «Все будет так, как и должно быть…» – говорила она себе.
Прогуливаясь следующим утром по парку, сестры Торнтон, Летиция и Виктория весело обсуждали нелепые казусы последних дней и прогнозировали вероятное развитие событий на предстоящем приеме.
– Уже представляю, мисс Мери Ричарде вновь будет утомлять наш слух своими шотландскими куплетами. Каждый год она играет одно и тоже и все же умудряется сбиться и не попасть в ноты, – игриво сказала Софи.
– Ты к ней не справедлива, – одернула ее сестра. – Не все обладают идеальным слухом. Мисс Мери – дочка одной из подруг нашей матери, – пояснила Шарлотта. – Бедная девушка, Бог не наделил ее ни красотой, ни способностями. Даже размер приданого не привлек к ней достойного кавалера. Сейчас ей уже двадцать девять лет, и доля старой девы для бедняжки окончательно предрешена.
– Вот так, Летти, двадцать девять лет, старая дева, каково? – обратилась к ней Виктория, с сожалением покачав головой.
Несмотря на серьезность ее слов, Летти, конечно, сразу поняла всю иронию сказанного. Ведь действительно, если женщина к такому возрасту не вышла замуж, в далеком 1811 году ее уже считали старой девой, и рассчитывать, что кто-то сделает ей предложение, было бессмысленно. Летти слегка улыбнулась, прикрыв лицо рукой, чтобы не вызвать к себе осуждения, про себя подумав, как много в ее окружении знакомых девушек такого возраста, которые даже и не думают о замужестве, говоря о том, что жизнь еще только начинается, и они слишком молоды, чтобы связывать себя узами брака.
– А чем вы нас сегодня порадуете? – спросила Виктория у Шарлотты.
– В последнее время я полностью поглощена творчеством Людвига Ван Бетховена. Мое всецелое расположение он завоевал после своих слов о Наполеоне. Говорят, он собирался посвятить ему свою третью симфонию, но отказался от этого намерения после того, как Наполеон отверг идеалы французской революции и провозгласил себя императором. Бетховен назвал Наполеона совершенно обыкновенным человеком, который сделается тираном и будет топтать ногами все человеческие права. Бетховен оказался прав. Сейчас я регулярно слежу за его творчеством. Говорят, он стал совсем глух, но все еще пишет музыку. Поразительно, как ему это удается, при отсутствии слуха? Этим вечером я исполню вам его Лунную сонату.
– Потрясающий выбор, – согласилась Виктория. – Это воистину бессмертная композиция.
– А я приготовила вам сюрприз, – лукаво заявила Софи. – И даже не пытайтесь расспрашивать меня. Я ничего не скажу.