Последняя воля Нобеля

На сцене был установлен портрет улыбающейся Каролины фон Беринг. Рядом с портретом стоял венок из живых цветов. Анника смотрела в глаза убитой и узнавала ставший таким знакомым взгляд. Рядом с портретом поставили стол с именными табличками и стульями. За столом сидели три человека.

— Итак, — сказал один из них, — если вы готовы, то мы начнем.

Это был массивный, можно сказать, толстый мужчина в черном костюме и ярко-красном галстуке. Из таблички следовало, что это вице-председатель Нобелевского комитета профессор Сёрен Хаммарстен. У профессора были маленькие, очень белые руки, как будто он страдал тем же расстройством пигментации, каким якобы страдал и Майкл Джексон.

— Я рад приветствовать вас на этой пресс-конференции, на которой мы хотим сделать волнующее и в высшей степени интересное заявление, — сказал Сёрен Хаммарстен. — Но прежде чем мы перейдем к заявлению, я хотел бы сказать несколько слов о нашем покойном председателе.

Он повернулся лицом к портрету. Сидевший рядом с Хаммарстеном мужчина — на его табличке было сказано, что это Эрнст Эрикссон, руководитель отдела МЭМБ, — достал из кармана носовой платок и негромко высморкался.

МЭМБ, подумала Анника, — это отдел медицинской эпидемиологии и молекулярной биологии. Отдел, где работала Каролина фон Беринг.

— Дорогая Каролина, — начал дрожащим от избытка чувств голосом Хаммарстен, — ты навсегда останешься в наших сердцах, в наших исследованиях, в нашей истории. Ты вела институт к славе и признанию, ты была достойным хранителем последней воли и завещания Альфреда Нобеля…

— Это кощунство! — воскликнул какой-то человек в первом ряду, и все вытянули шею, чтобы посмотреть, кто это.

Сёрен Хаммарстен сделал вид, что ничего не слышал.

— Не важно, насколько тяжелые чувства испытываем мы сегодня, — продолжал он, — наш долг смотреть вперед. Именно этого хотела бы и сама Каролина. Мы должны, мы обязаны работать для будущего, ради памяти Каролины, ради сохранения духа Альфреда Нобеля…

— Вы предаете память Альфреда Нобеля! — снова закричал человек в первом ряду. — Вы играете роль Господа Бога и бессовестно используете завещание Альфреда Нобеля для оправдания собственных эгоистических амбиций.

Сёрен Хаммарстен, блеснув лысиной, наклонился к микрофону:

— Ларс-Генри, если вы не способны сдержать свои эмоции, то я попрошу вас покинуть зал.

Возмутитель спокойствия встал. Он резко выбросил сжатую в кулак руку в сторону сцены. Голос его перешел в высокий фальцет.

— Это Немезида! — кричал Свенссон. — Вам надо поберечься! Немезида уже нанесла удар, но он не последний!

— Кто это? — спросил Боссе, и Анника наклонилась к нему, чтобы ответить:

— Думаю, что это Ларс-Генри Свенссон. Он профессор и член Нобелевской ассамблеи. В субботу он опубликовал сумбурную статью.

— Месть богов! — продолжал бушевать Свенссон. — Вы бросили вызов Немезиде!

— Охрана? — сказал в микрофон Сёрен Хаммарстен. — Вы не могли бы прислать людей в зал Валленберга…

Узкие двери открылись, и в аудиторию вкатилась большая группа людей в темных костюмах.

Третий человек, сидевший за столом президиума, не смог сдержать удивленной улыбки. Очевидно, это был Бернард Торелл, доктор медицины из группы «Меди-Тек». Он был моложе остальных двух коллег и неплохо выглядел — загорелый подтянутый мужчина сорока с небольшим лет, одетый в темный итальянский костюм.

— Заветы Нобеля нерушимы! — продолжал кричать Ларс-Генри Свенссон. — Но мы снова и снова нарушаем их. Немезида, его последняя воля, которую мы так тщательно скрываем…

Собравшиеся молча смотрели, как люди в темных костюмах выволакивают Свенссона из зала и закрывают дверь. В аудитории повисла плотная, непроницаемая, как вата, тишина.

— Должен принести всем собравшимся мои извинения, — произнес наконец вспотевший от волнения Сёрен Хаммарстен, сложив перед собой на столе свои маленькие белые ручки. — Смерть Каролины подействовала на всех, но по-разному.

— Что он хотел сказать? — прошептала Анника, зачарованно глядя на дверь, за которой исчез возмутитель спокойствия.

— Я не понял ровным счетом ничего, — тоже шепотом ответил ей Боссе.

— С большим удовольствием представляю вам одну из самых влиятельных фигур фармацевтической промышленности мира доктора Бернарда Торелла, управляющего директора фармацевтической компании «Меди-Тек», прибывшего к нам из штаб-квартиры компании в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, — сказал Сёрен Хаммарстен.

Сидевший рядом с ним Эрнст Эрикссон откинулся на спинку стула и демонстративно сложил руки на груди. Бернард Торелл благосклонно кивнул аудитории, а Сёрен Хаммарстен почти физически излучал радость и подобострастие.

— Мы рады объявить, что «Меди-Тек» только что заключил соглашение о сотрудничестве с Каролинским институтом, — сказал он. — Это в высшей степени важная и многообещающая программа, рассчитанная на несколько ближайших лет. Бернард?

Профессор отступил назад, уступая место молодому коллеге.

— Я хотел бы начать с того, — заговорил Бернард Торелл низким мелодичным голосом, — что меня до глубины души потрясла смерть Каролины.

От снисходительной улыбки не осталось и следа.