Последняя воля Нобеля

— В чем своеобразие мира науки? — спросила Анника.

— Много на этом пиру званых, но мало избранных, — ответила Эбба. — У меня есть два друга, которым вот-вот должны присвоить профессорские звания, но на их пути столько препон, что им повезет, если они станут профессорами перед выходом на пенсию. В журналистике такое же положение?

— Не совсем, — ответила Анника. — В Швеции большая часть СМИ в частных руках, если не считать газет, издаваемых профсоюзами и подобными организациями. Есть также Шведское телевидение и радио Швеции. Так что владельцы сами решают, каких людей им брать на работу. Обычно они выбирают тех, кто хорошо понимает коммерцию и согласен с политикой руководства и совета директоров.

— Естественно, — согласилась Эбба. — У нас, собственно, дела обстоят точно так же. Правда, ваша работа, конечно, более публична, и это понятно. У нас очень много сплетен, склок по поводу того, чем заняты другие.

— То есть у вас царит беспощадная конкуренция? — удивилась Анника.

— И еще какая! — воскликнула Эбба. — Когда я приступила к докторской диссертации, это было первое, о чем предупредил меня мой руководитель: переворачивать лицом к столу все бумаги на столе, если выходишь из комнаты хоть на две минуты. Никогда и ни за что не позволять другим читать написанное тобой. Никогда не рассказывать никому о своих достижениях и не говорить, над чем в данный момент работаешь. Подозрительность и секретность доведены до абсурда.

— Какая досада, — посетовала Анника. — Но неужели вы вообще не можете никому доверять?

— Можно доверять руководителю-консультанту, — ответила Эбба, — хотя и это доверие может обернуться катастрофой. Я знаю консультантов, воровавших результаты своих подопечных и выдававших их за свои. Бывает и наоборот, когда студенты воруют результаты своих учителей.

— Вот черт! — выругалась Анника. — Я думала, что воровство свойственно только нашей профессии.

Они свернули в кампус по Нобельсвег и въехали на территорию университета. Машина ехала по узкой дороге между зданиями из темно-красного кирпича.

— Здесь нам читали лекции, когда я была студенткой. — Эбба показала на большое здание в конце аллеи Эйлера.

Анника посмотрела на трехэтажный кирпичный дом. Окна выдавали период постройки — середина пятидесятых.

Они свернули налево, затем направо, и впереди показалось современное здание из стекла и стали. Эбба поставила машину на свое парковочное место у главного входа.

— Это здание наверняка было построено совсем недавно, — сказала Анника, глядя на сверкающий фасад.

Эбба закрыла и заперла машину.

— Иногда я задумываюсь, ведает ли правая рука, что делает левая, — сказала она. — Политики строят новые дома, но одновременно сносят старые. Ты слышала, что собираются потратить пять миллиардов на снос старой клиники и строительство новой? Можешь входить, дверь не заперта. От входа — на лестницу, а оттуда спустимся на два этажа.

Здание было светлым и просторным. Лестничный колодец был открытым, от этого вестибюль казался больше, чем на самом деле. Они спустились по дубовым ступенькам, прошли мимо большого кафетерия, спустились еще на один этаж и остановились перед рядом запертых дверей с кодовыми замками.

— Сначала направо, — подсказала Эбба.

Анника посторонилась, чтобы пропустить Эббу вперед. Она провела карточкой по щели считывающего устройства, и в замке раздался тихий щелчок.

— Мой кабинет находится дальше по коридору направо. Сейчас посмотрю почту…

Эбба остановилась возле ячеек справа от входной двери. На доске объявлений висели вечные, такие же, как во всех учреждениях, грозные объявления о необходимости иметь при себе идентификационную карточку, об использовании соответствующей маркировки конвертов, а также номера телефонов, по которым следовало звонить при неисправностях и несчастных случаях.

— У тебя не будет неприятностей из-за того, что я здесь? — тихо спросила Анника.

Эбба просматривала стопку конвертов.

— Очень в этом сомневаюсь, — ответила она, не подняв головы. — Здесь болтается столько постороннего народа, что тебя просто не заметят.

Она положила все конверты, за исключением одного, назад в ячейку.

— Как всегда, сплошной мусор, — сказала она, бросая в сумку взятый ею конверт.

Коридор казался тесным и мрачным, несмотря на белые стены и светло-серый пол. В конце коридора было окно, сквозь которое в помещение падал свет, но его было мало на весь длинный коридор.

— Хочешь, я коротко расскажу, что мы здесь делаем? — спросила Эбба, оглянувшись на Аннику через плечо.

Не дождавшись ответа, она толкнула первую же дверь слева.

— Центрифужная, — сказала она, и Анника вслед за Эббой вошла в помещение.

Да, центрифуги можно узнать сразу. Они очень похожи на стиральные машины, только больше.

— Зачем они вам нужны? — спросила Анника.

— Мы используем центробежную силу для разделения веществ, растворенных в какой-нибудь среде, — ответила Эбба. — Предположим, мне надо выделить из раствора какой-нибудь белок. Я помещаю раствор в центрифугу, и белок оказывается на дне центрифужной пробирки.

Анника внимательно посмотрела на машину.