Последняя загадка парфюмера

Петю стало клонить в сон. Перед глазами у него поплыли неясные образы. Чистое лицо Лизы Фаворской… Худые щеки Глеба Корсака, его темные, недобро поблескивающие глаза… «Странный он, этот Корсак, – подумал Петя. – Никогда не отгадаешь, что у него на уме. Знаю его тысячу лет, но до сих пор не могу понять, что он за человек. Если мне скажут, что он прикончил Витьку Фаворского, чтобы прикарманить картину, я, пожалуй, не удивлюсь. Но если мне скажут, что Корсак бросился в огонь, чтобы спасти какую-нибудь никчемную старушенцию, я и этому поверю. Странный человек, очень странный».

Среди многочисленных знакомых Пети Давыдова было немного людей, на которых он мог бы положиться в опасной или просто скверной ситуации. Случалось, что самые лучшие и честные из них вдруг начинали вести себя как подонки. Петя, честный и добрый парень, никогда не мог понять, что за дьявольская перемена происходит с людьми, когда дело касается их шкурных интересов.

Он вдруг ясно припомнил один случай, который произошел восемь лет назад. Тогда Витька Фаворский и Глеб Корсак никак не могли поделить девчонку. Ольга Танеева, так ее звали. Они тогда сидели вчетвером на крыше общаги и пили вино. Внизу простиралась, мигая огнями, Москва. Двадцать два этажа, не считая цоколя! Корсак отхлебнул из бутылки, вытер ладонью рот и вдруг запрыгнул на козырек крыши.

– Что ты делаешь, сумасшедший! – испуганно крикнула Ольга.

– Спокойно, – сказал Корсак и принялся, пританцовывая и напевая какую-то дурацкую песню, разгуливать по козырьку – туда-сюда, туда-сюда.

Когда ему надоело, он слез, схватил бутылку и жадно отхлебнул, победно поглядывая на Фаворского. И тогда случилась совершенная дикость. Витька Фаворский вдруг подхватил Ольгу на руки и вскочил вместе с ней на козырек. Ольга испуганно вскрикнула, зажмурила глаза и прижалась к Фаворскому.

Глеб смотрел на все это молча. Но когда Фаворский спрыгнул с козырька и отпустил Ольгу, Корсак подошел к нему, на мгновение замер, глядя Фаворскому в глаза, потом размахнулся и смазал ему кулаком по морде. Фаворский упал, но тут же приподнялся на локте и весело рассмеялся. Глядя в тот момент на Корсака, Петя понял, что значит литературное выражение «в лице его не было ни кровинки». Корсак был так бледен, будто из него выкачали всю кровь.

Ольга же, успевшая к тому моменту оправиться от страха (чему немало способствовало выпитое вино), расценила все по-своему. Она подошла к Корсаку вплотную, положила ему ладонь на грудь и, улыбнувшись, презрительно проговорила:

– Слабак.

После чего оттолкнула его от себя. Глаза Корсака яростно сверкнули, но в следующее мгновение он весь как-то обмяк, медленно развернулся и, понурив голову, побрел к лестнице. А спустя несколько месяцев Ольга вышла замуж за Витьку Фаворского.

– Церемония закончена, – услышал Петя голос коллеги и открыл глаза.

Сердечно распрощавшись с варщиком чая, Петя и его коллега вышли из чайной на улицу. Дул холодный ветер, накрапывал дождь.

– В чайной было лучше, – поежившись, сказал Петя.

– Не то слово, – согласился коллега. – Ну куда теперь?

– Я д-домой. У меня в холодильнике копченая курица. Жрать охота, мочи нет. Хочешь, пошли со мной?

Коллега покачал головой:

– Не, я спать. Мне после чайной церемонии хорошо спится.

– Ну б-бывай.

Фотографы пожали друг другу руки и разошлись.

Дома Петя лениво поковырял копченую курицу, но есть отчего-то расхотелось. Он сунул еду обратно в холодильник, сходил в душ, потом, закутавшись в потрепанный халат, улегся на диван и стал думать о Лизе. Незаметно мысли его перескочили на картину, которую ему оставил Корсак. Свеча в подсвечнике. Часы без стрелок. Думай о последнем… Как это сказано у кого-то у великих? «Все минуты ранят, последняя – убивает». Как-то так. Ах, черт, как это верно подмечено. Внезапно в усталом сознании Пети зашевелилась мысль.

– Все дело в «последнем», – рассеянно пробормотал он.

Петя взял со стола телефон и принялся набирать номер Корсака. Дома журналиста не оказалось. Петя набрал номер его мобильника.

– Абонент находится вне зоны действия… – услышал он в трубке.

Петя вздохнул и швырнул телефон на кресло.

«Ну и ладно, – сказал он себе. – Спешить все равно некуда».

Петя включил телевизор, пощелкал каналами. На первом показывали теннис. Некоторое время Петя любовался стройными ножками и белыми трусиками Марии Шараповой, потом ему это надоело. Он переключился на «Культуру». Стареющий Ален Делон с приклеенными усами и в цилиндре ковылял, опираясь на трость, за Джереми Айронсом. Это была экранизация первого тома многословной эпопеи Пруста. Ален Делон изображал подлого гомосека барона Шарлюса. Он что-то доказывал Айронсу, а тот, снисходительно склонив голову, слушал.

Несколько минут Петя пялился в телеэкран, стараясь припомнить, в чем там у них дело. В голове вертелась какая-то беременная кухарка, фраза «Зачем же робкого еврея, зачем влечете вы сюда?» и еще странное рассуждение о том, что во сне мы можем вообразить себя чем угодно – например, церковью или даже соперничеством Франциска I и Карла V.