Последняя загадка парфюмера

– П-пожалуйста, – пожал плечами Петя. – Все равно через пару дней обратно будете звать. А я еще п-подумаю – возвращаться или нет.

– Во-он! – проревел отец.

Ох, детка, это же укуренный в дым чувак!

Три дня Петя прожил в общаге у друзей. Прожил припеваючи: пиво, травка, девушки – и никаких родителей рядом. О доме он даже не вспоминал. А на третий день его разыскала тетка. Голос у нее был тихий и какой-то пришибленный. Рассказывая, она все время отводила глаза, боясь встретиться взглядом с Петей.

– Выбраться они так и не смогли, – закончила она рассказ.

Петя проглотил ком, стоявший в глотке, и хрипло спросил:

– Они сильно мучились?

– Не знаю. Люди говорят, они просто задохнулись от дыма. Во сне. Потому и не выскочили. А дача-то выгорела дотла.

Если у него случится внезапный заскок,
и он захочет подарить тебе весь мир на тарелочке —
ты-то знаешь, что базаришь с укуренным чуваком!

Выкурив папиросу, Петя достал новую. Снова улегся на диван. За окном опускались сумерки, в комнате стремительно темнело. В тишине раздавалось лишь потрескивание папиросы. Вдруг Пете послышался легкий шорох. Петя привстал на локте и посмотрел на картину. Ему показалось, что покрывало едва заметно колыхнулось. Он нахмурился и качнул головой, словно прогонял наваждение. Но нет! Оно точно колыхнулось! Вот еще раз! По Петиному телу пробежали мурашки. Теперь он, не отрываясь, смотрел на ткань, отчетливо видя, что край приподнимается. И еще кое-что увидел Петя. Нечто черное. Оно все больше и больше высовывалось из-под ткани. Да ведь это же…

– Рука! – выдохнул Петя, обмирая от ужаса.

Черные обугленные пальцы ухватились за край и потянули вверх. Что-то большое и тяжелое пыталось выбраться наружу. Покрывало поднималось все выше. Вот уже стала видна черная голова странного существа. По-собачьи скуля и постанывая, оно скребло по полу обугленными пальцами.

– Уйди! Уйди! – закричал Петя, вытаращив глаза от ужаса, вскочил с дивана и бросился к картине. Одним рывком сорвал покрывало, отшвырнул его в сторону и… Ничего Петя не увидел. Никакой черной головы, никаких обугленных рук. Тильбох и скелет по-прежнему мирно о чем-то беседовали.

– Да что ж это т-такое? – пробормотал Петя, приложив ладонь ко лбу. – Что со мной п-происходит?

Взгляд его упал на телефон. Он подбежал к креслу, схватил телефон и набрал номер Корсака. Глаза Давыдова лихорадочно блестели. На конопатом лице выступили алые пятна, волосы потемнели от пота.

– Да, – отозвался на том конце Корсак.

– Глеб! – крикнул Петя. – Я… – И вдруг на него словно бы накатило какое-то помутнение, и он стал бормотать в трубку что-то совершенно несусветное. Что-то про дьявола и про то, что дьяволу с нами скучно. – На весь мир ни одной п-приличной души, – сбивчиво и быстро бормотал Петя. – Как тут заключить сделку? Это как если бы ты попал в супермаркет, где на вещах нет ценников, потому что они ничего не стоят. Кому н-нужен этот хлам! – Тут Петя хрипло засмеялся и заключил: – Все, что остается дьяволу, – это хорошенько н-напиться!

– Давыдов, ты что, выпил? – изумленно спросил Корсак.

Эта реплика отчего-то расстроила Петю.

– Я знаю, – забормотал он, – знаю: ты скажешь, что это в-высокопарная чушь. Наверно, даже рассмеешься – так, как ты умеешь. Но от себя не спрячешься, Глеб. От себя-то, ч-черт бы тебя побрал, не спрячешься! Времени на то, чтобы хоть что-то понять, совсем не остается. Часы тикают, Глеб, – тик-так, тик-так… Если б только можно было вспомнить каждый п-прожитый миг. Нет, не просто вспомнить, а прочувствовать, прожить снова! Помнишь? Помнишь, в школьном учебнике была к-картинка – пирамида из черепов! Эта пирамида, Глеб… это ведь человеческая жизнь. А черепа – наши собственные, черепа тех «нас», которых мы оставили г-гнить в выгребной яме прошедших дней. И ничего нельзя сделать, Глеб. Ничего… Пустота за плечами, пустота впереди, а между ними – крошечный проблеск сознания… Некуда д-деваться.

– Оставайся на месте, я сейчас приеду, – сказал Глеб. – Ничего не предпринимай. Просто сиди и жди.

– Слишком п-поздно, Глеб… Слишком поздно.

Давыдов обессиленно уронил трубку на рычаг. Обернулся и посмотрел на картину.

– Ты не можешь копаться в моей голове, – со злостью сказал он картине. – Слышишь?

Чернобородый художник усмехался ему в лицо. Глаза фотографа наполнились гневом.

– Я тебя уничтожу! – рявкнул Петя.

Полный ярости, он бросился на кухню и вернулся с разделочным ножом. Но вдруг вся злоба Пети улетучилась, он испуганно замер на пороге. Возле картины стояло что-то, похожее на человека. Оно было черным от сажи. Черные руки сочились кровью, на теле висели грязные, обгоревшие лохмотья. Существо подняло голову (Петя отчетливо увидел, как сверкнули белки глаз) и вдруг произнесло:

– Ты опять курил свою поганую траву? Маленький тупоголовый мерзавец! Никчемный выблядок! Я выбью эту дурь из твоей башки!