Последняя загадка парфюмера

– Нет. Обоняние – самая древняя система взаимодействия живого существа с миром. В то время, когда Дух Божий носился над водой, у первой Божьей твари еще не было ни глаз, ни ушей, но у нее уже был нос. Или что-то вроде носа. И первые запахи мироздания остались у нас в памяти. В памяти той сопливой амебы, которая до сих пор живет в каждом из нас.

Северин отрезал кусок цыпленка, сунул в рот и стал задумчиво жевать. Проглотил, посмотрел на Глеба и серьезно произнес:

– Нам кажется, что с каждым прожитым столетием мы делаемся все более цивилизованными. На самом же деле мы все больше дичаем. Душа давно уже никого не интересует, а тело стало новым Богом, которому мы ежедневно молимся. Телевизор – его маленький домашний храм. Реклама – что-то вроде новой Библии или жития святых. Святых с гладкой кожей, белыми зубами, густыми волосами, здоровым пищеварительным трактом и могучей потенцией. Они – наши истинные светочи, ибо указуют, каким путем нам нужно идти. И путь этот ведет прямиком в супермаркет.

– Забавная точка зрения, – сказал Глеб.

– Ты находишь? – Северин покачал головой. – Нет, забавного мало, много страшного. Зрение и слух давно превратились в жуткие окна, через которые демоны проникают в наши души. И я выражаюсь не только метафорически. Я тебе не слишком наскучил?

– Не слишком. Мне всегда было интересно вас слушать.

– Тогда я, пожалуй, закончу. Видишь ли, дружище… Если чувство Бога – это самый древний из человеческих инстинктов, то разбудить его снова сможет только запах. Жрецы поняли это первыми, поняли, что запах – ближайший родственник души, поэтому стали использовать ароматные травы во время жертвоприношений…

– И брат того Святого Духа, который носился над водой?

– Да, именно.

– Поэтому они и стали умащать тела мертвецов благовониями?

Северин шутливо прищурился:

– А ты не так глуп, как кажешься. У искусства ароматов религиозные корни. Жрецы интуитивно искали запах, который мог бы связать их с Богом, приблизить их к Нему. Не сказать, чтобы им это удалось, но…

Северин оставил фразу незаконченной, так сказать, повесил в воздухе, чтобы она развернулась и расправила крылья в сознании собеседника. Но собеседник не спешил напрягаться.

– Чем бы ни были запахи раньше, сейчас они выродились в обыкновенную парфюмерию, – небрежно сказал он. – В «Кензо», «Гуччи» и «Коко Шанель». Запах стал таким же объектом моды, как тряпки.

– Тут ты прав, – вынужден был согласиться Северин. Затем поднял вилку и торжественно изрек: – Но когда-нибудь на земле появится гениальный парфюмер, который вернет аромату его первоначальное качество – проводника между миром живых и мертвых!

Северин засмеялся и снова склонился над тарелкой. Некоторое время они ели молча, потом Глеб спросил:

– Кстати, как поживает ваша невеста?

– Невеста? – Северин сунул в рот золотистую корочку и ответил с набитым ртом: – Уехала к матери, в Днепропетровск. Попытается сломить оборону.

– Вы насчет свадьбы? А что ж сами не поехали?

– Мне велено ждать результатов переговоров в Москве. Ситуация незавидная, что и говорить. Но спорить с моей невестой решительно невозможно. Стопроцентная железная леди, – со вздохом добавил Северин.

Глеб улыбнулся:

– Трудно представить вас в роли подкаблучника.

– Не самая завидная роль, согласен. Но ради любви пойдешь и не на такое.

– Здорово же она вас зацепила. Наверно, настоящая красавица?

– Она-то? – Северин задумался. – М-м… Да, пожалуй, симпатичная женщина. Но дело не только в этом. Мне с ней интересно. С годами найти интересного собеседника все труднее и труднее. Чужое мнение кажется глупым, споры – бессмысленными, люди – скучноватыми. И с этим ничего нельзя поделать. Акутагава признавался, что он не в состоянии беседовать с женщиной, даже с самой любимой, больше часа. Так вот, однажды я проговорил с ней три часа кряду!

– Это говорит о том, что ваша невеста действительно неординарная женщина, – сказал Глеб.

– Либо о том, что сам я страшно поглупел за последние годы, – усмехнулся Северин. – Как думаешь – я поглупел?

– Чтобы сделать правильный вывод, мне нужно прочесть вашу новую книгу.

– А на это у тебя, естественно, нет времени. Молодежь, молодежь… Все бегаете. Роковые страсти, столкновения характеров. Что ж, может, оно и к лучшему. Главное, чтобы в итоге все это не оказалось обыкновенной мышиной возней.

Северин положил вилку на стол, слегка поморщился и потрогал ладонью грудь.

– Что-то сегодня сердце побаливает, – сказал он. – Пойду наглотаюсь таблеток и уложу бренное тело в постель. Может, повезет, и к утру помру – тихо, без мучений, во сне.

3

Вернувшись в комнату, Глеб взял со стола колоду карт и принялся меланхолично ее тасовать, обдумывая слова Северина. В кармане брюк, сбив Корсака с мыслей, задребезжал телефон. Корсак приложил трубку к уху.

– Глеб, с тебя бутылка вискаря! – услышал он жизнерадостный голос приятеля-журналиста.

– Нарыл что-нибудь?

– А то. Твоя картина находится во Франции. Если точнее – в Руане, у некоего Мориса Леже.

– Что за тип?

– Коллекционер, и довольно известный. Специализируется на всякой чертовщине.

– То есть?