Последняя заря

– И вот мое слово, – глубоко вдохнув, обратилась она к трем белым старцам. – Я отвергаю виру! Я желаю мести! За пролитую кровь моего мужа я возьму вашу кровь! Потоками крови убийц я смою бесчестье, нанесенное моему роду, мне и сыну. Я поднесу богам невиданные жертвы и верну удачу, которую вы своим беззаконием пытались у нас отнять. Возвращайтесь в свою землю, вы, посланцы Нави. И скажите: скоро вся земля Деревская оденется в «печаль», вся отойдет во власть Нави, и те, кто не ляжет в землю, будет вечно носить «печаль», как земля, с которой никогда не сходит снег.

Даже Свен внутренне содрогнулся от вида ее лица – бледного, как лик Марены, с горящими как звезды голубыми глазами. Выражение детской растерянности с него исчезло, теперь от этой бледности веяло силой несокрушимого льда. Эти глаза подчиняли, лишали воли и решимости, как зябкое прикосновение клинка к обнаженной коже горла. Беспокойно сглотнув, Свен попытался взять себя в руки и сбросить чары. Русалка подчинила гридницу, но его ей не подчинить.

И тут случилось то, чего он так долго ждал понапрасну – Друг Воронов заговорил.

«Иди с ней, – шепнул ему голос Уббы сына Рагнара. – Скажи, что ты с ней».

«Прах тебя дери, да с какого хрена?» – яростно ответил в мыслях Свен, лишь слегка обрадовавшись возвращению своих незримых собеседников.

«Слушай, что тебе умные люди говорят! – тоже с яростью, будто не было времени на объяснения, змеем прошипел Убба. – Скажи, что поддерживаешь ее! Иначе скоро пожалеешь!»

Глубоко вдохнув, Свен сделал шаг вперед.

Кольберн и его люди дрогнули и качнулись навстречу – будто темная волна морская на утес, чтобы или поглотить его или самой разбиться в брызги.

– Если так… – начал Свен, с трудом подбирая слова, – если ты берешь на себя обязанность мести… – с неменьшим трудом он оторвал взгляд от полубессмысленных, как перед приступом боевого безумия, глаз Кольберна и обратился к Прекрасе, – я поддержу тебя. Я пойду с тобой… чтобы месть за твоего мужа, а моего брата была осуществлена… как полагается и восстановила честь нашего рода.

Единственное, что сейчас его порадовало – это вытянувшееся лицо обманувшегося в своих воинственных ожиданиях Кольберна.

– Хорошо, – Прекраса тоже перевела дух. – Я принимаю твою помощь. Нам пригодится… твоя сила, отвага и опыт. Но сейчас… я должна уйти.

Она сделала шаг с верхней ступеньки, но тут Требовид поднял посох:

– Княгиня!

Прекраса взглянула на Кольберна:

– Уведите их. Пусть отправляются восвояси.

– Выслушай меня, княгиня! – настойчиво повторил Требовид. – Еще есть у меня слово к тебе от Хвалимира!

– Нет! – в голосе Прекрасы прорезалась ярость. – Я больше не желаю ваших речей! Возвращайся и передай древлянам мои слова. Я буду слушать лишь ваши вопли, когда вы будете умирать в наказание за то, что совершили!

Она сошла с престола и двинулась прочь. Кольберн отодвинул старика с ее дороги.

Когда Ельга прошла полпути, в двери показался Ивор в кое-как застегнутом кафтане. Зеленая кунья шапка была сдвинута на затылок, открывая потный лоб и седые волосы. Старый Ингеров кормилец в последние годы прихварывал, еще сильнее располнел, лицо его стало отечным и приобрело нездоровый цвет. В походы он, после греков, не ходил, и должность сотского два года назад передал Ратиславу. Но теперь, когда до него донесли весть о прибытии древлянских посланцев, собрался с силами и поспешил на княжий двор.

– Что такое люди брешут… – начал он и тут увидел Прекрасу.

Лицо ее сразу ему сказало то, чего он слышать не хотел.

– Что с ним? – сипло спросил Ивор. – С князем? И… со всеми?

– Они все мертвы, – вымолвила Прекраса. – Ингер. Ратьша. Все.

Ей легко удалось привыкнуть к этой мысли – ведь она шла к этому дню целых семь лет, и глаза ее были открыты.

Но для Ивора свет померк внезапно. Он покачнулся. Собственные отроки подхватили боярина и попытались усадить, но он мог сидеть и грузно завалился на дубовые плахи пола.

Глава 2

– Не слышали? – Асмунд вошел в избу и положил плащ на лавку. – Ивор…

– Что? – Ельга встала и подошла к нему.

День кончался, а Киев молчал, придавленный страшной вестью, и казалось, этот страх сгущался ночной тьмой над городом. Даже легкий запах тающего снега, что так бодрит в дни первых предвестий весны, ныне внушал тревогу.

– Говорят, умер. Как его домой отвезли, уложили… а он и дух испустил.

– Да примет его мать-земля! – Ельга сложила руки перед грудью. – Добрый был человек… но как такое было вынести старику – Ингер и сестрич его, разом… Они ж оба ему как сыновья были.

Она прижала руки к сердцу. Ее била дрожь от потрясения перед случившимся и от ожидания еще худших бед. Было бы тело Ингера здесь, она причитала бы по нему – красиво и умело, как ее учили, – и тем давала бы выход своему и чужому горю. Но тела не было, его еще предстояло выкупить. Или отвоевать.

– Зато теперь ты не выйдешь за Ратьшу, – шепнул Асмунд и, взяв ее руку, поцеловал ей пальцы.