– Ты получил дань с Романа! – запальчиво ответил Свен, который в глубине души завидовал той дани. – Не хватило портища на всех? Так что же больше не запросил? Мог ведь взять сколько хотел!
– Я взял довольно. Но никого еще одна дань не обеспечила на всю жизнь. Князю должно иметь постоянные прибытки, и это – ежегодная дань с подвластных земель. К древлянам я буду ходить сам. Тебе я предлагаю угличей. Не хочешь – не бери, у меня найдутся люди.
– Не тебе одному боги дали удачи! – вставил Стенкиль.
– Удачей со мной тягаться хотите? – Свен выразительно положил руки на пояс и усмехнулся.
– Зимой поглядим, у кого ее побольше окажется! – Ингер, глядя на него с высоты стола, улыбнулся, будто они шутили.
– Высоко ты ценил мою удачу в те дни, когда она была тебе нужна и служила тебе… Без нее… одни норны знают, сидел бы ты сейчас на столе моего отца или нет.
В ярости Свен припомнил Ингеру самый тяжелый, самый унизительный день его жизни – когда кияне хотели отнять у него стол и править сами собой, и только Свен удержал их от этого.
Ингер побледнел. Тот день он хотел бы навсегда забыть и не мог простить его никому из причастных. А Свену – более других.
– Удача… как человек… подвержена переменам, – тяжело дыша, заговорил он. – Она бывает больной… но выздоравливает, если есть воля богов. Боги не оставили меня… и удача моя окрепла. Я более не нуждаюсь… в подпорках. А вот ты… – Ингер глубоко вдохнул.
– Что – я?
– Я никому не должен доказывать, что удача со мной, – Ингер кивнул на Дионисия и на грека-скопца с его принадлежностями для письма. – Мой первый поход на Романа был неудачен, но во втором я добился всего, чего хотел, не проливая крови, не потеряв ни одного человека! Теперь у меня есть договор с цесарями. Они допустят на торги тех людей, которые привезут грамоту от меня. Чьи имена я прикажу вписать в эту грамоту. Я готов вписать туда имена и твоих людей. Ты ведь не был ни в первом, ни во втором походе на Греческое море. Однако я готов разделить с тобой плоды моей победы. А иначе… тебе придется самому съесть всех древлянских бобров и вевериц.
Свенгельд не ответил. Во время второго похода на греков он оставался в Киеве, чтобы хранить стольный город и землю Полянскую. Его права на торговлю обеспечивала их договоренность с Ингером. И теперь Ингер использовал эту договоренность, чтобы заставить его склониться.
Эти холмгородские, как видно, думают, что в земле Деревской бобры и куницы под деревьями лежат, знай собирай. Что древляне все на рушнике выносит и с поклоном подают. Что если шесть лет назад кияне одолели в битве на Рупине, то теперь со сбором и дитя малое справится.
– И ты уверен, что соберешь у древлян столько же, сколько собирал я? – намекнул Свен.
– Князь больше соберет! – с вызовом ответил Ратислав. – Княжеская удача побольше твоей будет!
– А хочешь тягаться – вот тебе и случай! – добавил Ивор. – Ступай к угличам. Возьмешь Пересечен, соберешь у них больше, чем мы прошлый год собрали – ну, тогда удаче твоей честь и хвала!
– И пусть за тобой останется половина! – Ингер прикоснулся к золотому обручью, что означало «даю слово». – Мы договорились? Тогда пусть Асмунд греку растолкует, как его имя писать.
– А то рун таких у греков нет, – хмыкнул Хольмар.
Отгоняя волнение и ярость, Свенгельд прикинул, с чем он остается. Древлянскую дань следующей зимы у него отнимают, давая взамен сбор с угличей, который еще то ли будет, то ли нет. Пересечен пытаться взять – там и голову сложить можно, как Фарлов. Уж не на то ли Ингер и надеется? Иначе как грабежом и подлым разрывом уговора это все не назовешь. Без него этот щенок давно бы глодал кости у себя на Волхове – и вот его благодарность!
Зато пятилетние запасы бобров и прочего Свен сможет отослать в Царьград и продать там. Без воли Ингера его товары не выйдут на царьградский торг, и выгода этого предложения не позволяла его отвергнуть.
Но дань древлянскую он терял навсегда. Ивор, Ратислав, Стенкиль и прочие Ингеровы люди тоже не раззявы, и однажды забрав что-то в руки, назад не отдадут.
Боголюб мертв, вспомнилось Свену. Древляне могут посчитать прежний договор утратившим силу. А кто будет новым князем и до чего Ингер с ним договорится? Взять больше дани… А пусть-ка попробует.
Понимая, что все на него смотрят и следят за каждым движением, Свен все же передвинул ладонь и коснулся рукояти Друга Воронов. Ратислав переменился в лице, словно ожидал выпада, телохранители напряглись. «Подскажи, ну!» – мысленно потребовал Свен. Он очень редко сам обращался к Другу Воронов, но случай был особенный.
И ответ пришел.
«Всякий может счесть свою удачу большой, но никому не дано знать, долго ли ему осталось», – раздался в мыслях голос старого Нидуда.
Уж тот знал! Пленив Вёлунда, воображал, будто поймал удачу за хвост, но лишился сыновей, дочери, а потом и ценного пленника.
Слова Нидуда можно было отнести как к Ингеру, так и к самому Свену. Но отнести их