Последняя жатва

Но, сколько ни старался Василий Федорович, как ни напрягал свою энергию, а все не получалось такого положения, чтобы ему можно было оказать: ну, все сделано, всюду полный порядок, совесть чиста и теперь можно отдохнуть, пусть другие ведут колхоз дальше, к новым высотам. Все время что-то оставалось недоделанным, незавершенным, и хотелось непременно довершить, жалко было бросить на половине или у самого конца. Поставили, к примеру, новые кирпичные помещения колхозных ферм вместо прежних, плетневых и саманных сараев; само собой – надо одолеть и следующий этап: оснастить фермы механизмами, чтоб поменьше тратить непосильного людям ручного труда в уходе за окотом. Разгрузили доярок, уходчиков – другая проблема на очереди: что же это за современная молочнотоварная ферма без оборудованного кормоцеха, чтобы не куча народа, а всего два-три человека да умные механизмы в считанное время готовили бы корма для всего дойного стада, для молодняка? А там соседи механизировали свои тока, поставили мощные зерноочистительные агрегаты. Нельзя отставать от соседей, надо и в «Силе» это заводить! В «Маяке» поднатужились, в год отгрохали новую школу-десятилетку, отвалили на нее из бюджета четыреста тысяч. Как же «Силе» без такой школы, молодежь – надежда, будущее, выпускники колхозными стипендиатами в вузы поедут, вернутся потом в Бобылевку специалистами. И Василий Федорович хлопочет, бьется, чтоб в Бобылевке встала новая школа – с физкультурным залом, с коттеджами для учителей, пришкольным полевым участком, чтоб ребята с первого класса познавали земледелие, устройство и действие сельскохозяйственных машин.

В семьдесят втором году засуха спалила урожай, даже в северной лесной зоне все лето стояла небывалая сушь, сами собой возгорались торфяные болота, полтора месяца не рассеивался над всей европейской Россией дым. Недобрали с полей тогда много. Как же уйти в такое время, надо прежде выправить дела, и Василий Федорович сказал себе и правлению: ладно, проведу еще один год, чтоб быть и с семенами, и с кормом, и с приличными доходами. Год прошел неплохо, но итоги могли быть еще лучше, и Василий Федорович остался опять – уже совсем наладить дела… Нынешней зимой сказал определенно и категорически: сделаю последнее, построю пруд, чтоб оставлять колхоз с орошением; будет пруд мне памятником…

Что говорится на правлении – то знает вся деревня; до Петра Васильевича тоже дошли тогда эти решительные слова председателя, и он вспомнил их, когда Василий Федорович сказал, что ему не везет. Конечно же, не позволят ему душа, сердце, совесть оставить свой пост после такого лета, как нынешнее, даже если и выполнит он свое намерение, появится в колхозе пруд. И вообще такие люди не уходят на отдых, на пенсию, а тянут до последнего, до полного своего конца остаются в председательском седле. Вот как в «Верном пути» его старый вожак Никодим Никифорович Волков, из тех председателей-практиков, что начинали еще до войны, чуть ли не с рождением самих колхозов; теперь они уже перевелись, может быть, всего и осталось, что пяток на весь Союз. Тоже все говорил: уйду, уйду, врачи заставляют, вот только дострою дорогу, чтоб не тонуть в грязи, вот только соберем хлеб, завоюем районное знамя за самую высокую урожайность… Крутился, хлопотал, каждый день был облеплен, как репьями, сотней дел, глотал украдкой сердечные таблетки; всего было у него вдоволь – и поощрений, и взысканий. Провел вечером заседание правления, сказал, закрывая: «Ну, кажется, все…», потянулся к телефону – предупредить домашних, что выходит, чтоб ужин ему разогрели, да и упал с протянутой рукой, лицом на стол…

«Жигуль» с ровным шуршанием шин летел вдоль длинной лесополосы, серой от пыли. Дорога слегка повернула вправо и опять протянулась, как струна.

Закраснелись, забелелись вдали крыши – железные, шиферные, с крестами телевизорных антенн. Густой темной полосой обозначился колхозный яблоневый сад. Вон, по левый бок деревни, блестит стеклами широких окон новая школа. С правой стороны, за логом, на покатом косогоре, – машинный двор с кирпичным зданием ремонтного цеха; поодаль, за двором, точно приземлившиеся аэростаты, отливают скользким серебром округло-продолговатые баки заправочной базы.

Деревня ближе, ясней… Уже видна, показалась развесистая ветла у дома Петра Васильевича, притенившая своей листвой и крышу, и маленький палисадничек перед окнами.

Петр Васильевич жадно, напряженно глядел вперед. Что такое Бобылевка? – обычная степная деревня, каких не счесть, вот она вся, неказистая, растянутая по одной стороне лога, ничем не привлекательная на вид. А вот ему, Петру Васильевичу, ничего другого в целом свете не надо, нет для него ничего милее, дороже и ближе…

9

На доме висел замок. Мальчишки в детском саду, про Любу председатель оказал, что с утра поехала по окрестным деревням и деревенькам, повезла книги; летом, когда у людей не хватает досуга на библиотеку, Люба частенько навещает своих читателей сама, чтобы, не отрываясь от дел, они могли обменять книги, получить заказанные в прошлый раз.