От Энн не укрылось, что Катарина невольно оглянулась, как, впрочем, и она сама тоже. Привычка следить за каждым своим шагом, словом, даже жестом, чтобы не подслушали, не пересказали, не поставили в вину, въелась в душу настолько, что даже в лесу они опасались чужих ушей и глаз.
Сестры переглянулись и рассмеялись. Смех был невеселым.
— Я хочу серьезно поговорить с тобой, Кейт.
Королева тоже посерьезнела. Жизнь отнюдь не располагала к веселью.
— Скоро вернется Его Величество, неважно, с победой или нет. И снова встанет вопрос, которого ты старательно избегаешь и который нельзя не решить — о еще одном наследнике, о сыне.
— Я пыталась сказать королю об отсутствии у меня детей в первых браках, но он меня даже слушать не стал.
— Его Величество считает себя куда более сильным мужчиной, чем твои прежние супруги. Но почему-то именно у сильных мужчин часто не бывает детей.
— У него были, и много…
— Когда это было? До его серьезной болезни. Даже Катарина Говард не смогла забеременеть. И никто из любовниц после Джейн Сеймур не смог… И ты не сможешь!
После этих слов из глаз королевы брызнули слезы:
— Я не виновата в своем бесплодии, каждый день возношу молитвы о зачатии, ты же знаешь. Наверное, мне не дается, потому что думаю о другом. Это грех.
Энн встревоженно заглянула в лицо сестры:
— Ты никому такого не говорила, надеюсь?
— Нет.
— Молчи даже на исповеди, это прямой путь на плаху! Королеве нельзя думать о другом, даже мысленная измена карается смертью!
— Я знаю, но не могу не вспоминать Сеймура.
Энн перекрестилась:
— Как хорошо, что он далеко! Но я хотела еще кое-что сказать, не стоит вспоминать Сеймура, однако кое-что сделать стоит. Есть у меня одно соображение…
Леди Герберт снова тревожно огляделась и, приблизив губы к уху сестры, горячо зашептала:
— Как только узнаем, что король намерен вернуться, тебе необходимо забеременеть!
— Да я только об этом и думаю с той минуты, как стала королевой.
— Я не о том. Едва ли ты сможешь родить от короля, у него за время похода было несколько крепких женщин, но ни одна из них не понесла.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Пока ты заботилась о наследнике, я заботилась о тебе. Нужно найти другого крепкого мужчину и родить от него!
— От другого?! Но это измена! Я не хочу на плаху.
— Кейт, пожалуйста, выслушай меня спокойно и пока ничего не говори. У тебя нет другого выхода. Если ты не способна зачать, значит, так тому и быть, но если это вина короля, то почему ты должна отправляться из-за него под топор палача?
— Но королю тут же донесут, и тогда все равно смерть!
— Никто ничего не узнает. У меня есть на примете человек, внешне очень похожий на короля в молодости. Он простолюдин и ни о чем не догадается. Просто сделает тебе ребенка, и все. У него детей по всей округе раскидано!.. Одним больше…
— Нет, я не смогу изменить мужу!
— Лучше быть казненной?
— Но как я смогу смотреть в глаза мужу? Нет, я не выдержу и выдам тайну. К тому же может ничего не получиться, и тогда эта измена просто не будет иметь никакого смысла. Нет, Энн, спасибо тебе за заботу, но я не смогу!
— Предпочитаешь погибнуть и потащить за собой нас всех? Король долго не проживет, его врачи говорят, что от силы год-другой, а если ты перестанешь его потчевать своими средствами, то…
— Нет, что ты говоришь?!
— Хорошо, хорошо, лечи сколько угодно, только роди хоть кого-нибудь. Пусть даже девчонку, это даст надежду на последующего сына.
— Ты предлагаешь мне совершить грех прелюбодеяния. Энн, это грех.
Леди Герберт сокрушенно вздохнула:
— Мне надо было предвидеть, что ты лучше позволишь отрубить себе голову и оставить нас нищими, чем пойдешь на сделку с совестью. Об одном молю: не выдай, забудь о том, что я тебе предлагала, если не хочешь видеть меня на дыбе или костре.
— Что ты, как ты можешь опасаться меня?!
— Ваше Величество, позвольте нам с мужем и детьми отбыть в наше имение, чтобы не мозолить Вам глаза и не напоминать о греховном предложении?
— Энн?! Энн! — у Катарины снова из глаз брызнули слезы. — То, что я отказалась совершить прелюбодеяние, вовсе не означает, что я тебя выдам! Как ты можешь так думать.
— Ты выдашь невольно, нечаянно, не желая того.
— Энн, пожалуйста, не бросай меня. Я все время слежу за каждым своим словом и никого не выдаю. Я тотчас забуду о твоих сегодняшних словах, уже забыла, чтобы не проговориться даже ненароком или во сне.
— Хотелось бы верить…
Она действительно ни словом больше не обмолвилась об этом разговоре и не сказала бы о нем даже на дыбе, даже на костре, но прежних доверительных отношений с сестрой больше не было. Это очень плохо, потому что сестра и Кэтрин Уиллоуби — вот две женщины, которым она могла доверять, не опасаясь, что ее слова завтра передадут епископу Гардинеру.
Но при дворе, вернее, в ее свите появилась еще одна женщина, несущая с собой опасность для всех них. Она не только не была связана с Гардинером, напротив, Анна Эскью являлась личным врагом епископа, и то, что королева взяла женщину под свою опеку, превращало в личного врага Гардинера и саму Катарину.