Последняя зима

- Ты же сказал - почти неснимаемая, - продолжал капитан. - А вдруг снимется... Попробуйте, ребята! Сделайте милость!

- Какая уж тут милость! - усмехнулся Егоров. - Обожди, капитан. Обсудить кое-что требуется.

Минеры отошли подальше. Чудесное их настроение мгновенно испарилось. Теперь все были мрачны, угрюмы.

- Не наша это мина, - сказал Клоков. - Наши у Маневичей все сработали.

- Возможно, соседи поставили, - согласился Егоров. - Но дело не в этом. Снимать надо!

Никто ничего не ответил. Наступила неприятная, тягучая пауза. Прервал ее старший лейтенант; Оглядев товарищей, Егоров остановил взгляд на Денисове и негромко сказал:

- Иди поработай.

Лицо Денисова сразу поблекло, сделалось каким-то серым, нижняя губа чуть дернулась. Денисов стоял молча и недвижимо, словно окаменев. Егоров понял, что Николай не сможет сейчас снять мину.

Тогда старший лейтенант взглянул на розовощекого блондина Григория Мыльникова.

- Ты, Гриша?

Мыльников опустил глаза. Егоров был уверен, что стоит вторично обратиться к Мыльникову, теперь уже тоном приказа, и Григорий немедленно пойдет к полотну. Но нельзя приказывать человеку сделать почти невозможное. Это "почти" может обернуться реальным шансом извлечь мину лишь в том случае, если человек настолько собрав, спокоен, уверен в себе, что готов добровольно поспорить с поджидающей его смертью.

Алексей посмотрел на Дмитрия Резуто и встретил злой, немигающий взгляд третьего минера. "Раздражен! Не снимет, если и пойдет!" - подумал Егоров. Он знал, что происходит с товарищами. Ни одному из них нельзя отказать в смелости, хладнокровии, понимании своего долга. Личная храбрость каждого испытана в боевых делах сотни раз. Но сейчас нет той боевой, напряженной, мобилизующей обстановки, которая помогает людям собрать свои душевные силы, сжать их в кулак, направить к одной цели. Сияет весенней голубизной небо, ликующе поют птицы, толпятся пассажиры на станции... Всего полчаса назад хлопцы смеялись, шутили, пили молоко, думали о том, как, сядут в поезд и завтра будут в Киеве... И вдруг иди играй в поддавки с хитрой, коварной штукой, способной свалить и паровоз. Нет, никому неохота умирать!

Ну, а что делать? Нельзя задержать эшелон. И зачем обращаться еще к Всеволоду или к Пашке, когда лучше пойти самому?! Передать товарищам пакет в Киев, документы и самому пойти попытаться спять мину... Но тут Егоров услышал голос Клокова:

- Давай я!

Всеволоду Клокову тоже не хотелось умирать под птичий гомон в этот весенний, пронизанный солнцем, казалось бы, совеем мирный день. Он и потом не мог дать себе отчет - почему вызвался снимать мину. Что послужило непосредственным толчком? Досада ли на ребят, затягивающих дело? Или, может быть, вдруг вспомнил, что здесь, у Маневичей, последнее время особенно много работали его минеры?.. Так или иначе, Клоков решился.

- Только осторожней! - сказал Егоров.

- Не напоминай!

Сбросив плащ-палатку, Всеволод в одной гимнастерке направился к полотну. Обернувшись через несколько шагов, он показал рукой, чтобы остальные минеры отошли подальше. Коменданту и пассажирам ничего не надо было объяснять. Они и так все поняли и издали следили за худощавой фигурой Клокова, медленно пересекающего пустынную лужайку.

Всеволод Клоков был очень знающим минером. К опасной и точной работе подрывника он пристрастился еще на Черниговщине, с первых же месяцев пребывания в партизанском отряде. Довоенная специальность инженера-железнодорожника помогла Клокову изучить все тонкости диверсионной техники. Девяносто шесть раз участвовал Всеволод в подрыве вражеских поездов, шесть эшелонов он пустил под откос лично. Многое сделал молодой инженер-партизан и для усовершенствования самых разнообразных мин. Сколько экспериментальных образцов прошло через его руки! Но вот та, лежащая у семафора, может стать его последней миной.

Клоков подошел к желтоватому ящичку и осторожно присел рядом на скате полотна.

Пока он видел то, что уже успел определить и раньше: работал здесь мастер своего дела. МЗД поставлена не между шпал, а под шпалу, что много труднее, но дает больший эффект. Минер был смел, дерзок, расчетлив. Он заложил снаряд не за семафором, а перед семафором, фактически на территории станции, правильно предположив, что охрана тщательнее осматривает путь уже дальше, на перегоне.

Итак, тут действовал подрывник умелый, храбрый и умный. Но когда он действовал? Полуобнаженная стенка ящика не успела потускнеть, ее просмоленную поверхность лишь местами тронули подтеки. Мина относительно новая... Значит, поставлена она месяц-полтора назад. Вряд ли замедлитель отрегулирован на больший срок! Скорее всего, произошла обычная зимняя история: тормозилась работа кислотного устройства. Теперь же, с потеплением, кислота могла и вчера, и сегодня догрызть проволочку замедлителя.