Последняя Золушка

Они тоже обо мне ничего не знают – эти, которые отворачиваются, и зажимают нос, и морщатся, и хотят, чтобы я умерла… Наверное, я умираю – но это, оказывается, так приятно! Я плыву, и подо мной ничего не шуршит… и не мокро… хотя волны меня укачивают вместе с кроватью… туда-сюда, туда-сюда! «Она какая-то очень горячая и говорит, говорит! Черт-те что говорит! Бредит…»

Кровать плывет, плывет по волнам, и я не боюсь в них упасть – это же волшебная кровать и волны тоже волшебные! Потом море кончается и сразу начинается небо. Облака белые-белые… Все в облаках! Это потому что зима. Вот-вот из белых облаков пойдет белый снег… и будут подарки, и приедет брат Аллы по имени Павлик и заберет отсюда нас обеих! Рожа – это такое лицо… Нет, рожа – это такая болезнь! Когда я выздоровею, у меня будет другое лицо! Я знаю! У меня будет лицо, как у Аллы, – как у всех… и приедет брат Павлик и заберет меня! Но у меня нет брата Павлика!..

– У меня есть старшая сестра, Лиза… – шепчу я.

«Бредит…»

«У нее температура сорок и пять!»

«Бредит…»

«Это та девочка, что все время мочится в постель?»

«Да детдомовских половина мочится в постель!»

«Смотри ты, за три дня ни разу не обмочилась!»

«Очень тяжелая форма, бедняжка…»

«Ничего, у детей всегда с высокой температурой. Выживет. Эти детки наркоманов потом живучие!»

Потом – это когда? Когда умирают те, с которыми ты жил, не зная, что ты уродина? Мама меня любила, я знаю! Не знаю только, зачем она умерла! Меня уже не качает – стремительно несет куда-то, несет потоком, быстрее, быстрее! Голова кружится вместе с кроватью, словами:

«…ни разу не обмочилась! не обмочилась!.. не обмочилась!..»

«…потом живучие!.. живучие!.. живучие!..»

Свет меркнет. И снова возвращается. И я возвращаюсь вместе с ним. Я вся мокрая, но это не потому, что я обмочилась. Описалась. Обоссалась. Нет! Нет! Это потому, что у меня просто нет сил. Все мокрое: волосы, подушка, простыня, рубашка, которая мне велика.

«Кризис. Я же говорил, они потом живучие!»

Мне улыбаются. Я тоже улыбаюсь и смотрю на человека в белом. Он словно не замечает, что я косая. Меня переодевают во все сухое. Руки и ноги будто без костей.

«Детский энурез – проблема психологическая!..»

Я кладу голову на сухое и прохладное – и засыпаю. Подо мной нет клеенки. Я больше не буду… не буду… не буду!..

Я выздоровела и вернулась из больницы. И в первую же ночь снова обмочилась.

Мир номер один. Реальность. Прямые сопряжения

Текст кончился. Я перевел дух. Оказывается, все это время я не дышал. Или просто дышал не так, как всегда? Сердце колотилось, словно это я лежал на холодной клеенке в холодной комнате и боялся проснуться мокрым… Не понял и того, как в руке оказалась трубка: «Лев Вадимович, вам удобно будет, если я сейчас к вам зайду?»

Дети вырастают. Взрослые не мочатся в постель и не корчат рожи за спинами – или же корчат? Как правило, они уничтожают друг друга иными способами. Миром движет не любовь – кто придумал эту глупость? Миром движет ненависть: «Я вырасту и покажу им всем!»

Наверное, я тоже был не таким, как все. Не играл в футбол. Не рисовал похабных картинок на стене в туалете. Не плевался в одноклассниц жеваной бумагой, а потом не лапал их в тесной раздевалке. Я был туп в математике и физике, но тщательно скрывал это, часами зубря так никогда и не пригодившееся «а квадрат плюс бэ квадрат равняется два абэ…» Помню, как радовался, если вся контрольная была решена правильно. Я считал, что эта заслуга куда большая, чем когда мои бойко написанные сочинения зачитывали перед всем классом. Я слушал то, что написал сам, и краснел. Не оттого, что все на меня пялились – просто замечал места, которые могли быть лучше, если бы я не поленился и переписал еще раз.

Я часами корпел над математикой, которая была мне не нужна, и непременно желал, чтобы меня похвалили мама и папа, которые как раз были из физиков, но никак не из лириков! Они-то как раз понимали толк во всех этих бэ квадрат и прочее! Я же уродился неизвестно в кого, но упорно желал быть своим в родной стае. Или же я потому так упорно зубрил, что боялся сплоховать и обмочиться? Нет, об этом я никогда не задумывался. Я был благополучным ребенком из благополучной семьи, а сочинительством пренебрегал лишь потому, что так обычно поступает все человечество.