Последняя звезда

«Не забывай, Наггетс. Любовь вечна. Если не так, то это не любовь. Мир прекрасен. А иначе это не мир».

Что больше всего поражает, когда воспоминания младшего брата оказываются и твоими собственными воспоминаниями? Возможность увидеть себя его глазами, услышать себя его ушами. В плавании по трехмерному морю Кассиопеи мы постигаем практически все, за исключением одного, за исключением того, что должны постичь в первую очередь – себя. Для Сэма существует некий набор из цвета, запахов и ощущений, который и есть Кэсси. И у каждого своя Кэсси. У Бена, у Марики, у Эвана, даже у Кэсси. А Кэсси Сэма принадлежит только Сэму.

Капсула поворачивается, сияющий голубой самоцвет ускользает из поля зрения, и мне последний раз в жизни становится страшно. Я словно перекатываюсь за край мира, что в каком-то смысле и происходит на самом деле. Инстинктивно протягиваю руки к исчезающей Земле. Пальцы натыкаются на стекло.

«Прощай».

Я слишком далеко и слишком близко.

Вот я в лесу. Тоненький голосок пищит: «Одна, одна, Кэсси, ты совсем одна».

А вот я глазами Эвана. В глубоком лесу. В палатке. Девчонка с неизменным плюшевым мишкой и бесполезной винтовкой М-16. Свернулась калачиком в спальном мешке и считает себя последним человеком на Земле. Я сторожу ее по ночам, а когда она уходит за припасами, я, сволочь такая, трогаю ее вещи и читаю ее дневник. Почему я все никак не могу ее убить?

«Это мое имя. Кэсси от Кассиопея».

Одна, как звезды, и одинокая, как звезды.

Теперь я открываю себя в Эване и вижу совсем не ту девушку, которую ожидала увидеть. Его Кэсси разрывает тьму, как миллиарды солнц. Он сбит с толку, как сбита с толку я, иные, все человечество. Он не может объяснить почему. Нет никакой причины, нет даже неудачного объяснения. Это невозможно понять, и бесполезно пытаться, как без толку спрашивать, почему что-то вообще существует на этом свете.

Ладно, у него нет ответа. Только я вовсе не ответ хочу найти.

«Прости, Эван, я была неправа».

Теперь я знаю, что ты любил не свое представление обо мне. Звезды за окном блекнут, их затмевает тошнотворное зеленое сияние. Еще минута, и передо мной плавно возникает корабль-носитель.

Ах ты, сука. Целый год я с ненавистью смотрела на твое зеленое брюхо. Я наблюдала за тобой, и меня переполняли ненависть и страх. И вот мы встретились. Только мы двое. Другие и человечество.

Кэсси – это мое имя. Не от Кассандры или Кэссиди. И не от Кассиопеи. Теперь – нет. Я теперь больше, чем она.

Я – это все они. Эван и Бен, Марика, Меган и Сэм. Я – Дамбо, Кекс и Чашка. Я все, кого ты опустошил и извратил, все, кого ты отбраковал, я – тысячи тех, кого, как ты думаешь, ты убил, но на самом деле они живут во мне.

Но я даже больше, чем это. Я – все, кого они помнят, все, кого они любили, все, кого они знали, все, о ком они только слышали. Сколько их во мне? Посчитай звезды. Вперед, пересчитай песчинки. Вот кто я.

Я – человечество.

Зомби

Мы укрываемся под деревьями. Если произошло то, о чем я думаю – кто-то на базе вырубил всех и каждого, – не так уж и рискованно взять их с собой. Но риск все же есть. А кто-то, кто хорошо в этом разбирается, однажды сказал мне, что все дело в риске.

Наггетс в бешенстве. Меган вроде успокоилась.

– Кто будет за ней присматривать, если ты пойдешь со мной? – спрашиваю я.

– А меня это не волнует!

– А кое-кого волнует. И так случилось, что он здесь главный.

Через лес, по нейтральной полосе, которая тянется по всему периметру базы, к ближайшим воротам и наблюдательной вышке. Я не вооружен, мне нечем обороняться. Легкая мишень. Но выбора все равно нет. Иду дальше.

Я промок до костей, температура воздуха – плюс два-три градуса, но мне не холодно. Я отлично себя чувствую, даже нога не болит.

Кассиопея

Переливающаяся зеленая оболочка корабля заслоняет звезды. Теперь я вижу только ее и отраженный свет солнца. Какого она там размера? Вроде бы говорили, что от хвоста до хвоста примерно как Манхэттен. Сердце бешено колотится. Дыхание прерывистое, изо рта вырываются белые клочки пара. Я здесь закоченею. Не помню, чтобы когда-нибудь так мерзла.

Дрожащими пальцами выуживаю из кармана гранулу. Она выскальзывает и плавно кружит в воздухе, как приманка в пруду. Ловлю со второй попытки и крепко сжимаю в кулаке.

Проклятье, как же холодно. Зуб на зуб не попадает. Я не могу собраться с мыслями. Что еще? Что я не успела сделать? Не так уж и много. Я теперь больше, чем мой совокупный опыт. У меня есть своя доля еще в десяти тысячах опытов.

Дело вот в чем: когда имеешь возможность увидеть себя чужими глазами, смещается центр тяжести. Это не меняет твой взгляд на себя, но изменяет твой взгляд на мир. Нет тебя. А есть все, кроме тебя.

«Во мне не осталось ненависти к тебе, – говорю я, обращаясь к кораблю-носителю. – Я больше тебя не боюсь. Я больше вообще ничего не боюсь».

И в этот момент в самом центре оболочки появляется и начинает расти черная дыра. Я направляюсь прямо в нее.

И кладу гранулу в рот.

«Нет, ненависть – не ответ».