Последние 18 секунд

Узнает ли в голой девице на обложке «Плейбоя» Дебби Маккормик, ту самую, которая победным кличем поднимала их болельщиков на ноги? Знает ли он, что Билл Грант и Гейвин Томас умерли, оба от СПИДа, знает ли, что братья Майклсоны участвуют в автомобильных гонках на Кубок Америки?

Джанет взяла четвертак, похлопала Джереми по руке:

– Спасибо, дорогой, – и отвернулась, чтобы он мог без стеснения выкарабкаться из-за стола, что давалось ему с большим трудом.

Джереми вышел на улицу, взял свою сумку и палку-наколку. Было двадцать минут девятого. Теперь он бесчисленными переулками выйдет на Оушн-стрит. Лавочники протирали витрины, расставляли в них образцы товаров, подтаскивали к дверям и распаковывали кипы утренних газет. Грузовики собирали баки с мусором. Делались громче автомобильные гудки. Джереми шел, едва увертываясь от проезжающих машин. Переулок за переулком, поворот за поворотом, квартал за кварталом, и вот какими-то неизъяснимыми путями ровно в девять он вышел на Двадцать шестую улицу, ведущую к эстакаде. И так каждый божий день, несмотря на снег, дождь или град.

Джереми никогда не задумывался над тем, почему проходит мимо школы, где учился, и видит свое отражение в стеклянной двери. Или почему срезал угол на пути к футбольному полю. Никогда не вспоминал, какой рев поднимали болельщики, когда он входил с мячом в штрафную площадку. Джереми миновал ворота стадиона, коляску с булочками и баком для горячих сосисок, небольшую рощицу и выбрался на Барклей-стрит.

Пляж, протянувшийся вдоль эстакады, и сама эстакада – таковы были участки, на которых работал Джереми. Работал на эстакаде, где ходили люди, и под ней, куда они и загорающие на пляже бросали всякий мусор. С утра над его головой слышался треск мотоциклов, шаги высыпавших на прогулку людей и перестук туристических мотопоездов.

Работать Джереми приходилось нагнувшись, а иногда и стоя на коленях. Но в некоторых местах он мог выпрямиться во весь рост, и тогда сквозь дыры от сучьев и щели между бревнами он видел, как мелькают над его головой ноги. Ему нравились доносившиеся с улиц запахи жареных каштанов, леденцов из ячменного сахара, сосисок и пиццы.

Джереми наколол на палку носок, обертку от шоколада и оставленный кем-то бюстгальтер, который он осмотрел перед тем, как бросить в мешок.

– Лиф-фчик, – выдавил он, улыбаясь.

Туман постепенно рассеивался, солнце становилось ярче, еще полчаса – и над Джереми раскинется ослепительная голубизна. Но он смотрел только вниз, в песок, чтобы не пропустить мусор.

Вдоль берега стрекотал самолет, тащивший за собой рекламное полотнище.

Джереми подцепил наконечником презерватив, потрошеную рыбину, пару бумажных стаканов и обертку от гамбургера. Мешок у него уже наполнился, он поднялся по лестнице на эстакаду и высыпал его содержимое в мусорный контейнер. Затем опять спустился с нее и стал подбирать мусор. В полдень он оставил мешок и палку под бревнами в конце Педро-стрит и двинулся в ближайшую забегаловку за бумажной кружкой фасоли, смешанной с рисом, потом вернулся, съел половину, а другую оставил на ужин.

День выдался ясный, солнечный, на пляжи высыпал народ. Джереми с интересом наблюдал, как играют в пляжный волейбол и бадминтон, пускают летающие тарелки. Через месяц по пляжу трудно будет пройти из-за намазанных мазью тел. Девчонки уже сейчас бегали полуголые. «Только лиф-фчики и т-трусики», – усмехнулся он.

Он редко встречал под эстакадой людей, а если встречал, старался обходить их стороной. Если же его начинали дразнить или ругать, Джереми словно затыкал уши. Он здесь затем, чтобы собирать мусор, а все остальные – чтобы сорить. «Больше тебе и знать ничего не надо», – наставлял его Бен Джонсон.

День пошел на убыль. Удлинялись тени от отелей, группа спасателей тренировалась на оранжевой лодке, на них глазела толпа зевак.

Было уже без нескольких минут пять, когда Джереми, обойдя пирс Стрейер, приблизился к сточной трубе и пошел вдоль нее наверх. Чем дальше, тем ниже приходилось ему нагибаться, чтобы не стукнуться головой о бревна. Через несколько шагов в щели между досками он заметил металлический предмет. Джереми выковырял его и увидел, что это колечко.

Оставив на месте сумку и палку, он выбрался из-под эстакады и заслонил ладонью глаза от слепящего солнца. Шагнул к воде и присел на корточки, дожидаясь очередной волны.

Над ним кружились чайки, высматривая серебристые палочки, обещающие пищу, затем потянулись над мостом к северу, повернули над эстакадой и Оушн-стрит и понеслись назад к воде. Одна даже села около Джереми, когда он смыл с колечка грязь.

Колечко было из золота, на нем – крошечные буквы AMК.

Иногда Джереми находил разные украшения, но чаще всего это были пластмассовые безделушки. Но попадались и металлические, и тогда он звонил начальнику. В конце концов мистер Джонсон сказал, что ему надоело ездить за каждой ерундой, и велел звонить, только если найдет украшение с большим белым камнем, а остальное пусть берет себе.