Последние атаки

— Ничего, командир, сдюжим. Зато ребята налетаются вволю. Ведь пока установилась погода — нельзя терять ни часа! В боях время не выкроишь.

Вскоре капитана Воронина вызвал к себе на командный пункт майор Василяка. КП — одноэтажный деревянный домик с тремя комнатами. В кабинете командира полка у большого окна, выходящего па аэродром, поставлен письменный стол, и Владимир Степанович, сидя за ним, наблюдал полеты. На окне — динамик. Он, соединенный со стартовой командной радиостанцией, передавал разговоры летчиков и руководителя полетов. При появлении Воронина командир выключил радио и спросил:

— Все бумаги оформил к завтрашнему дню?

— Осталась только плановая таблица полетов. Минут через десять Лазарев ее закончит, — ответил капитан, понимая, что сейчас предстоит какой-то важный разговор.

— Как молодежь ведет учебные бои?

— Хорошо.

— Хорошо-то хорошо, а воевать некому, — бросил командир упрек.

— Летчиков в эскадрилье хватает, а вот ведущие в парах только мы с Лазаревым. Вы же говорили, что опытный командир звена еще вчера должен прибыть, а его и сегодня нет.

Василяка предложил Воронину сесть.

— Ты, Петр Васильевич, давай не горячись. Как теперь «вольный художник» работает? — спросил командир.

Художником он называл Лазарева.

— Пока хорошо. А в чем дело?

— Дело в том, — продолжил Василяка, — что кадровики пока воздерживаются назначать Лазарева к тебе замом: он еще в бою не был и командиром пары. Они хотят прислать другого — капитана Маркова Виталия Дмитриевича. Я познакомился с его личным делом. Летчик сильный, числится воздушным снайпером. На истребителях летает уже шесть лет. Парню двадцать четыре года. Грамотный. Кончил курсы усовершенствования командного состава… — Василяка почему-то запнулся.

— Это хорошо, — отозвался комэск. — Товарищ, конечно, с большим опытом. К тому же подзарядился теорией. Теперь в эскадрилье будет трое командиров пар, а шестерка — это уже кое-что.

— И Марков работал командиром эскадрильи, — как бы между прочим бросил Василяка.

— А за какие же грехи его понизили?

— У него один грех — из тыла выпросился на фронт, а боевого опыта у него пока нет.

— Так, так… — невольно вырвалось у капитана. — Значит, получается, что Лазарева фактически снимают?

— Не совсем так. Хочу с тобой посоветоваться, — доверительно заговорил командир. — Может, от Маркова отказаться, а попросить, чтобы утвердили замом Лазарева? Как ты на это смотришь?

Военная судьба не балует летчиков. А к Сергею она была особенно требовательна и не раз наказывала его за оплошности в бою. Однако он быстро забывал неприятности и, со стороны казалось, легко шагал по дорогам войны. И только через полтора года пребывания на фронте его глубоко потрясло отстранение от полетов. После этого он даже написал рапорт, где поклялся: «Буду эталоном дисциплины».

И действительно, Лазарев взялся за ум. Стал дисциплинированным и во всем сдержанным. Даже перестал рассказывать забавные истории из своих былых похождений. Сергей стал более чутким к товарищам. Теперь он хороший наставник молодых летчиков. Да и авторитет его возрос; к двум боевым орденам прибавилась и третья награда — Почетная грамота ЦК ВЛКСМ, поэтому Воронин без колебаний согласился с Василякой:

— Конечно, можно Сергея поставить замом, товарищ командир, а почему бы и нет!

Действительно, Маркова вскоре прислали в полк, но предупредили: пускай поработает. Он опытный инструктор и может помочь вам в организации полетов молодых летчиков. Не понравится — заберем…

В этот вечер Петр находился у себя на квартире и собрался было идти на ужин, как пришел Марков. Он еще не произнес ни слова, но уже одним только видом не пришелся по душе Воронину. Петр понимал, что так воспринимать человека нехорошо, но сердцу не прикажешь. По сравнению с Лазаревым этот показался слишком щуплым.

Даже мягкие, спокойные черты лица воспринимались как нечто безвольное, бесхарактерное.

— Мы вас ждем, — пожимая небольшую, но крепкую руку, сказал ему капитан. Но себя не обманешь: чувствует Воронин фальшь в словах.

Возникло неприятное ощущение недовольства собой. Человек прибыл па фронт, и с ним крыло в крыло придется воевать. Нужно переломить себя. Марков-то причем? И, задержав дольше обычного его руку в своей, Воронин уже искренне говорил первую пришедшую па ум фразу;

— Работы с молодыми уйма…

Воронин с Марковым вышли на улицу. В небе перемигивались звезды. Шли молча.

— Погода хорошая. Завтра, наверное, будем летать. У нас в полку неисправен учебно-тренировочный «як». Без провозных полетишь?

В авиации заведено: прибыл новый летчик в часть, то прежде чем выпустить его в полет, нужно проверить у него технику пилотирования. Поэтому предложение Воронина Марков расценил как большое доверие. Это ободрило его. Он, сразу же почувствовав ответственность, заверил:

— Конечно! Я летал на истребителе десять дней назад.

— Вот и отлично! А сколько общий налет на «яках»?

— Около трехсот часов.